– Почему так думаешь?
– Современная бы в самом деле расслабилась, ну и…
По ее губам скользнула слабая улыбка:
– Я в самом деле… скажем, провинциалка. Нравы вашего мира… гм… для меня слишком нервные. Но и ты, как зрю, не совсем из этого мира.
– Да, – согласился я. – Не совсем. Но тут уж ничего не поделаешь.
– Разве? – спросила она загадочно. – Ты помог мне, а я в благодарность могу… если хочешь, конечно, отправить тебя в мир, который тебе больше понравится.
Что ж, и в провинции мог найтись воротила из бывших обкомовских работников, что купил с десяток дворцов на Сейшельских островах или на Багамах. Здесь его дочка вышла неосторожно погулять, я ей помог, вот он на недельку бы меня в благодарность… Не задумываясь, я сказал почти весело:
– Хочу!.. Но что для этого надо?
Она произнесла совсем тихо:
– Да ничего… кроме твоего желания. А оно есть, зрю…
С ясного ночного неба ударил гром. Ослепляюще блеснула молния. Я закрыл глаза, но и перед опущенными веками, как на фотопленке, остались эти крыши с изломанными водосточными трубами, фонарный столб с тусклыми часами, мальчишка под аркой с застывшей у самых губ баночкой пива…
ГЛАВА 2
В пятки снизу лягнуло. Колени слегка подогнулись, словно я спрыгнул со ступеньки. Разгибаясь, я инстинктивно прикрылся рукой от яркого солнца. Во все стороны распахнулся зеленый простор широкой лесной поляны. Я стоял как дурак, по колено в цветах, поляну окружают толстые деревья, за ними виднеются еще и еще. Воздух странно свеж и чист, словно здесь только что прошел теплый летний дождь.
Я в лесу был всего дважды в жизни, друзья-идиоты затащили на так называемую вылазку в подмосковный лес. Никогда не забуду чувства дискомфорта в диком месте, где под ногами вместо привычного асфальта прогибающееся месиво из прошлогодних перепрелых листьев, по стволам деревьев ползает всякая дрянь, скребя лапами, на каждом листке пресмыкается что-то голое и противное, а то и вовсе отвратительно мохнатое.
Но этот лес странно прекрасен и чист, словно его успели подготовить к визиту президента. Стволы толстые, с чистой, словно вылепленной руками скульптора рельефной корой, ветви высоко, красиво изогнутые. Листья успокаивающе шевелятся под движением теплого воздуха от земли, а сама земля сухая и твердая. По ней чуть двигаются взад-вперед яркие ажурные пятна солнечных лучей.
На дальний край поляны падает широкий столб солнечного света, и в середине этого сверкающего луча переступает с ноги на ногу… огромный белый конь!
Внезапно всполошенно закричали птицы. Я уже слышал их некоторое время, но, слишком потрясенный, не обращал внимания на вопли, только краешком сознания отмечал, что здесь еще и пернатые, но сейчас по телу пробежала дрожь, я напрягся, ибо это не просто птичий гам, а крики на что-то или кого-то, что ломится через кусты, чересчур огромное, чтобы напасть и заклевать…
Я инстинктивно оглянулся, конь далеко, да это и не троллейбус, я только в него умею запрыгивать в последний момент, а треск приближался. Кусты распахнулись, прямо на меня вылетели двое оборванных мужиков, злых и с перекошенными лицами. В руках длинные ножи, которыми разделывают рыбу.
– Вот он! – закричал один.
– Наконец-то! – выдохнул другой. – Как хорошо… он не успел… меч…
– Только бы не дать… до корчмы…
Они бросились на меня, застывшего и перепуганного до свинячьего визга, до обморока, на самом же деле я драться не умею и не люблю, только в кино сладострастно сжимал кулаки да представлял, как изничтожаю, а то нападение, из-за которого я здесь, вообще что-то нелепое…
Оба уже были передо мною, когда я, вспомнив кое-что из инструкций для беззащитных девушек, внезапно скорчил страшное лицо, это называется ошеломление, затем приготовился пронзительно завизжать…
Но нападавшие и так отшатнулись от моей гримасы. Я тут же пугливо ткнул одного кулаком в лицо, почему-то боли в руке даже не ощутил, зато нападавшего отшвырнуло обратно в кусты. Второй замахнулся ножом, я заверещал, но голос мой сорвался на какой-то страшный рев. Несчастный пугливо замер, я ударил наотмашь, а сам повернулся и стремглав бросился к коню.
Конь повернул голову в мою сторону, в пасти зеленая ветка, челюсти равномерно двигаются, хруст, ветка медленно исчезает в мощной пасти, словно ее рывками подает лентопротяжный механизм. Я едва не помчался к спасительному седлу, вон даже поводья висят приглашающе, но все же вспомнил, что на коне ездить не умею… Сзади почудился свист летящего ножа, я в страхе оглянулся.
Один из нападавших недвижим на месте, а второй, зависнув в кустах, барахтается, как раздавленное животное. Вместо лица кровавая маска, красные струи текут обильно, оставляя на грязной рубахе широкие алые следы. На моих глазах он с трудом перевернулся, на четвереньках уполз в кусты. Ветки двигались, указывая, что торопливо удаляется по прямой.
Я невольно опустил взгляд на свой кулак. Размером с детскую голову, тяжелый, как валун, на суставах желтые мозоли. Да и вся рука втрое толще моей, чудовищно вздута мышцами, перевита толстыми жилами. Запястье плотно охватывает широкий железный браслет, с внутренней стороны толще, там широкая щель. В желудке стало холодно и пусто, когда я понял, что сюда надо ловить лезвие падающего мне на голову меча, потом некий поворот, рывок, и вот уже меч вывернут из пальцев нападающего…
Со страхом и изумлением, все еще дрожа и судорожно всхлипывая, я оглядел себя, одновременно пугливо поглядывая и на второго нападавшего. Он застонал и начал шевелить руками. Разбитые губы превратились в кровавую кашу, из уголка рта текла кровь.
