Из-под машины рвануло, а будочка и ворота вспыхнули и разлетелись в стороны, словно они были из спичек, а великан ударил по ним палкой. Противотанковые ракеты, к счастью, снесли и часть забора вместе с воротами, иначе мы в этой обезумевшей машине точно бы всмятились: она искала, чего бы еще разнести, а меня бросало на сиденье, как воздушный шарик в руке Винни-Пуха.
Стелла вдруг завизжала:
– Останавливай! Останавливай! Они загородили дорогу!
Уже почти на свободе, за воротами этой военной базы поперек дороги быстро разворачивался огромный трейлер. А бордюры таковы, что без подъемного крана не перескочить.
– И так тесно, – процедил я, – идиоты…
– Что вы делаете?
– Я? – удивился я. – Ничего. Это все эта взбесившаяся машина. Бунт робота.
– Она вам подчиняется!
– Я коллаборационист.
Я ощутил толчок, словно машину на кратчайший миг придержали. Из-под колес или из-под фар, не знаю, выметнулись две дымных струи. Разметая искры, они молниеносно очутились у гигантского трейлера.
Там был мощный взрыв, красная стена огня и дыма рванулась во все стороны, машину тряхнуло, в следующее мгновение нас внесло в кровавый ад, где был визг, треск, шипение…
Мы выметнулись из огня и дыма раньше, чем успели испугаться. На панель падал быстро исчезающий отблеск багрового зарева, словно огромное солнце заходило на черном небе.
Машина вылетела на бетон дороги. На плечи падало такое огненное зарево, словно мы все еще находились в адовой печи. И тут – о, чудо! – запищала коробочка телефона. Я схватил:
– Алло?
В невозмутимом голосе Чеканова слышалось напряжение:
– Это вы, Виктор Александрович? Что-нибудь случилось? Я ждал возвращения машины…
– Уже возвращаемся, – перебил я. – Срочно вышлите людей на базу… как ее… военную, что в направлении Ярославского… Там сейчас все горит, но вы кое-что найдете…
Голос в трубке стал серьезным:
– Виктор Александрович! Что случилось?
– Поторопитесь, – бросил я.
Я отключил связь, хотя из мембраны неслись писк и вопли. Стелла смотрела на меня большими испуганными глазами. Брови взлетели в неподдельном страхе, глаза расширились, а рот открылся для крика, но так и остался. Мне в таком случае сказали бы, чтобы закрыл рот, а то трусы видно, но я ей не сказал, не думаю, что у нее такие же отвратительные трусы, подмигнул и прибавил газ.
– Кто вы? – вскрикнула она. – Джеймс Бонд на пенсии?
– Дед майора Пронина, – ответил я.
Машина двигалась в черной тени вдоль высокого бетонного забора, подсвеченного по вершине багровым заревом. Небо тоже стало багровым. Все прожекторы теперь лихорадочно шарили по территории базы, я видел, как по ту сторону ограды к небу рвутся багровые языки пламени. Явно приходя в себя, Стелла красиво смерила меня взглядом:
– На деда не тянете. По крайней мере, на деда майора.
– Я замаскировался, – объяснил я. – Вас куда подбросить: в органы или сразу в тюрьму?
– А другого варианта, – спросила она тихо, – у вас нет?
Я подумал, поколебался, я все же не на государственной службе, а советник – это как бы даже не работник, а так, сегодня пришел, а завтра могу не являться, и потому из меня вырвалось как бы само по себе:
– По-моему, ваша квартира по дороге.
– Да, – ответила она тихо.
– Вот и прекрасно, – решил я. – Я чувствую слюни этих мерзавцев у себя на спине. У вас горячую воду еще не отключили?
Она искоса посмотрела в мою сторону, еще не совсем веря:
– У меня и шампунь есть.
– Не собачий?
– Почему собачий?
– Когда кончилось мыло, а выйти в магазин было лень, я два дня мылся собачьим.
– Не собачий, – ответила она уже живее. – И щетка есть.
– Мочалка?
– Мочалки давно не выпускают, – ответила она, ее носик забавно морщился. – Теперь особые массажные щетки. Ну, не совсем такие, какими коней скребли ваши чапаевцы… хотя, как мне кажется, вам привычнее была бы такая… Я покажу…
