Мирошник вел машину все так же неспешно, с крестьянской обстоятельностью. Но теперь я уловил, что он постоянно поглядывает в зеркальце и мгновенно замечает как машины, что проносятся навстречу, так и прохожих на тротуаре, мгновенно оценивает их по тому, как идут, как держат руки.
Он перехватил мой взгляд, сказал приглашающе:
– Вы курите, не стесняйте себя. Вон пепельница.
– Спасибо, – ответил я. – Не курю.
– А-а… Верно врачи говорят: кто бросает курить – оттягивает свой конец, кто курит – кончает раком.
– Да нет, – пояснил я. – Курить начинают от трусости, слабости, желания быть в стаде. А я волк- одиночка.
– Ого!
Я усмехнулся:
– Если Кречет у нас… кречет, то и штаб у него должен соответствовать.
– Вы и в молодости не курили?
– Я всегда был волком-одиночкой.
Он кивнул, не отрывая глаз от дороги, тротуаров, машин. По-моему, замечал даже птиц, что могли оказаться вертолетами со снайперами на борту. Но я ощутил, что он меня из волков-одиночек перевел в матерые волчары, которым в самом деле не требуются ни сигареты, ни наркотики.
Экран небольшого телевизора светился, толстомордый дурак, растягивая слова, в программе «Итоги» рассказывал о международном положении. Я попытался найти рычажок звука, но с моим умением только улиток ловить, а когда удалось отыскать, комментатор уже убрался, пошла передача о пресс-конференции американского посла. Красиво улыбаясь, он с трибуны дал понять журналистам, что русских послали в задницу с их протестами против расширения НАТО на восток, США что хотели, то и будут делать, со слабыми не считаются, а Россия сейчас слаба, ее можно и надо добить, как в «Mortal Combat» добивают на ринге…
Мирошник бросил косой взгляд, я услышал, как заскрипела баранка под крепкими пальцами, костяшки побелели. На скулах натянулась кожа, выступили рифленые желваки.
– Это хорошо, – сказал я.
Его зубы скрипнули так, словно танк развернулся на мраморной площади.
– Хорошо?
– Просто прекрасно, – сказал я.
Он взглянул на меня так, будто и меня с наслаждением бы зашвырнул под танк.
– Почему?
– Наше унижение, – пояснил я, – когда они расширяют свое НАТО на восток, концентрируя свои войска прямо у наших границ. Это не столько угроза, как унижение! Напоминание победителя, что нас поверг и теперь вытирает о нас свои американские сапоги!.. А чтобы мы зашевелились, нам не просто должны дать в морду, но и наплевать на нас, помочиться, вытереть сапоги. Это западные рыцари шляются по свету в поисках приключений, а наш дурак сидит да сопит в две дырочки, пока Змей не украдет его невесту, не спалит хату, не навалит кучу дерьма во дворе. Но Змей ошибается, когда думает, что если рыцарь шляется в поисках Змея, то он силен и храбр, а ежели Ванька лежит на печи да жует сопли, он слаб… Ему только разозлиться надо.
Мирошник слушал, посматривал недоверчиво. Похоже, он из тех патриотов, что растрачивают силы и время, выискивая доказательства, что русские – самый древний народ с богатым прошлым, что всегда побеждал, что все великие люди – русские, а слоны в Африке – это наши мамонты, только гнусно облысевшие и измельчавшие.
А не отказаться ли, мелькнуло опасливое. Я не готов выползать из раковины. Я даже не улитка, а равлик – голенький, без домика на спине. Вот шоферюге закатил лекцию, что значит – с людьми давно не общался… Да и Кречет, это же ясно, недалеко ушел от своего шофера. А я все-таки мыслитель, философ, придумыватель новых социальных систем, форм правления… Но я знаю, что даже самые безукоризненные схемы, будучи воплощены в жизнь, чаще всего рождают чудовищ. Коммунизм – не пример ли? Это нынешнему совку кажется, что коммунизм придумал Ельцин в молодости, а потом ужаснулся и перестроился в демократа. Коммунизм был прекрасной мечтой всего человечества, начиная с первобытных времен, его идеи развивали англичанин Томас Мор, итальянец Кампанелла, немец Бебель…
Но с другой стороны, зная это, могу предостеречь. Слишком уж нетерпелив Кречет, слишком быстро жаждет поднять страну из разрухи на вершину богатства. Но Россия – не Андорра или Монако. Пуп порвется. Хорошо бы у него, а то у России…
Меня прижало к дверце, я увидел знакомый двор. Машина свернула еще раз, меня качнуло, как ваньку-встаньку, в другую сторону, а машина остановилась перед подъездом. Не успел я выкарабкаться, как Мирошник оказался с той стороны и открыл дверцу.
– Это не нужно, – сказал я, морщась. – Я еще в состоянии сам выползти. Пусть не так изячно, как учат манекенщиц…
– Президент говорил о вас с таким уважением, – ухмыльнулся Мирошник. – Так что я просто из природного вежества.
– Ого!
Он вошел со мной в лифт, огляделся, словно искал потайные телекамеры или замаскированные пулеметы. Проводил до самой двери. Я еще не сунул ключ в скважину, а в дверь с той стороны мощно бухнуло. Хрюка не желала знать, что дверь надо сперва открыть, ломилась ко мне самозабвенно, влюбленно, преданно. За спиной хмыкнуло. Шофер президента не одобрял, что дверь заперта даже не на один оборот, а просто на защелку.
