Я отлетел в сторону, он повернулся и снова выстрелил в незащищенную грудь Кречета. Мелькнуло зеленое, пули ударили в грудь Яузова. Массивный, как слон, он заслонил Кречета, в руке министра обороны был пистолет, и этот пистолет плевался огнем.
Чеканов дернулся, даже бронежилет не спасает от болезненных ударов, он все никак не мог поймать в прицел Кречета, из груди Яузова брызнула кровь, и тут Чеканов содрогнулся всем телом: во лбу над глазами возникла красно-коричневая дыра, куда поместился бы грецкий орех.
Я с трудом поднялся, кровь текла из разбитого рта, я даже не выплевывал, больно, доковылял к Яузову. Кречет поддержал с другой стороны, усадил прямо на пол:
– Павел Викторович, зачем же ты…
– Вот уж не знал, – прошептал Яузов, – не знал… что и он…
Кровь текла из его широкой медвежьей груди из двух пулевых отверстий. Маленькие глазки из-под нависших бровей впервые не увильнули от встречи с моими.
– Ты… подозревал… верно… Я был с ними.
Мне почудился неуместный стрекот, словно верещал счастливый кузнечик, подзывая самку, затем стрекот усилился, я вскинул голову, из синего неба к нам спускался нелепый вертолет, легкий, ребенок проткнет пальцем.
Когда колеса коснулись земли, винт еще вращался, а по трапу тяжело сошел Забайкалов, весь начищенный, в строгом костюме, от него за километр несло дорогими духами.
Кречет рявкнул зло:
– А вы какого черта? Не видите, здесь стреляют!
Забайкалов прислушался:
– Надо чистить уши, господин президент. Уже не стреляют. Я думал, вам будет любопытственно… хотя бы отчасти. Потому и спешил. Но если я зря, то сейчас поворотим самолету оглобли.
Кречет оскалил зубы:
– Это вертолет! Раз уж дотащил свою толстую задницу, телись!
– Да так, пустяки, – сказал Забайкалов. Он с сомнением посмотрел на Кречета, который больше походил на старшину сверхсрочной службы после долгой драки, чем на президента. – Сам зря поспешил. Не надо было так нестись сломя голову. Новости-то ерундовые…
– Ну-ну!
– Да так… Пакистан готов предоставить свою территорию под наши военные базы. Еще Арабские Эмираты хотят купить у нас танки, новейшие самолеты и прочую военную технику на пятнадцать миллиардов долларов. Ну, еще Иран открывает границы для наших товаров. Еще какие-то мелочи… ну, вроде беспроцентных кредитов… так это в пять-семь миллиардиков… Кувейт просит наших инженеров, пришло время менять нефтяное оборудование по всей стране, подумывают о нашем… Стоило ли мчаться, не выпив чашечку кофе?..
Кречет уставился на него бешеными глазами:
– А, черт… Я сам вам заварю. В гильзе из-под снаряда.
Военные медики расступились, глаза Забайкалова расширились. Яузов хрипел, на широкой груди, заросшей черными мохнатыми волосами, белые бинты выглядели странно и пугающе.
Забайкалов виновато развел руками:
– Рад, что вы с нами. Честно говоря, уж простите великодушно, но, старая школа, подозревал вас, подозревал… А наш футуролог даже организовывал для вас утечку информации…
Яузов прохрипел:
– Ничего себе утечка!.. Но я в самом деле был с ними.
Кречет вскинул брови:
– И что же ты? Повязал бы нас, пряник бы дали. А от меня хрен что получишь…
Забайкалов спросил непонимающе:
– Но почему? Ты о попах такое плел…
– Струсил, – шепнул Яузов. Он сглотнул кровь, – Я из тех, полупорядочных… полуреволюционеров, полуреформаторов… Православие к черту, но хотел заменить тем, что ближе… католицизмом…
Он уронил голову на грудь, кровь сочилась сквозь перевязку. Кречет сказал сочувствующе:
– Ладно, лежи… Ты здоровый. Заживет, как на собаке.
– Сперва ждал, – заговорил Яузов снова, – как договорено, десанта… Потом этот чертов афганец! Когда бросился под танк с воплем «За Русь!», не только у меня сердце оборвалось. У Иваницкого пистолет вырвали, когда к виску… Ни один православный, ни один коммунист… А этот, мусульманин чертов, отдал жизнь сам, добровольно…
Его лошадиные зубы заскрежетали, будто грыз булыжник. Кречет быстро взглянул на меня:
– Что скажете? Ладно, вижу. Со стороны этого дурака была военная хитрость.
– А страна увидит, – одобрил я, – что армия и правительство едины. Правда, Яузову за такую хитрость все-таки пряник полагается.
Яузов переводил непонимающий взгляд с меня на Кречета. Тот вдруг сказал с яростным изумлением: