А князь беспечен, слишком беспечен. Пьет, ест за троих, провозглашает здравицы, принимает поздравления, обнимается то с одним, то с другим, чокается. Похоже, за эти дни так и не хватился пропажи, пьяница чертов…
Владимир, перехватив взгляд Претича, сказал ему весело:
– Ты чего мало пьешь? Не уважаешь?
И сам засмеялся своей шутке, так как Претич поспешно схватился за кубок. Отрок наполнил его до краев, даже пролилось слегка на скатерть, Владимир сказал бодро:
– Иди ко мне. Дорогой мой Претич!.. Давай чокнемся кубками, и пусть наша жизнь будет такой же чистой и ясной, как звон этих кубков, добытых в далекой земле ромеев и прочих чудищ…
Из боковой двери вышел отрок, у груди держал золотой ларец. Выступал важно, смотрел только под ноги: не гуся на стол несет, а ларец с самым главным перстнем – печатью земель киевских…
Претич вздрогнул, поспешно и с поклоном подошел, стукнулись краями чаши. Сам он старался чашу свою держать ниже, чтобы верховенство князя было даже в такой малости, но князь в последний момент дернул кубок ниже, засмеялся сконфуженному воеводе, когда из чаши Претича несколько капель сорвалось в его кубок.
Претич сказал виновато:
– Прости, нечаянно…
– Ничего, – утешил Владимир, – зато буду знать, о чем ты думаешь! Ведь князь должен знать, не так ли?
В словах князя чувствовалась глубоко запрятанная угроза. Претич не успел ответить, как за окном взвились клубы дыма, раздался истошный женский вопль:
– Горим, горим!
Гости переглядывались, начали вскакивать с мест. Владимир простер длани:
– Не беспокойтесь, дорогие гости! Кто-то спьяну опрокинул масляный светильник. Если поблизости не окажется кувшина с маслом… или греческим огнем, то затушат сейчас же. Пейте, ешьте, веселитесь!
Отрок подошел и стал справа от князя, на полшага позади. Клубы дыма пошли гуще, сизые волны вползли через окно в палату. Кто-то закашлялся. Лица гостей были встревоженными: какой масляный светильник во дворе? Заговаривается князь. Лепечет, что придет в голову. Видать, там серьезнее, чем говорит…
Владимир поднялся, взял из рук отрока ларец, запертый на хитроумный ключ и запечатанный красным сургучом.
– Боярин Претич! – сказал он властно. – На время пожара тебе доверяю самое дорогое и ценное – княжескую печать! Возьми и сбереги ее, пока мы не загасим… даже если это злоумышленники затеяли.
Он сунул оторопевшему Претичу шкатулку в руки, взмахом длани призвал с собой телохранителей, и они бегом покинули палату. Претич едва не заорал вдогонку, что в этой шкатулке нет никакого перстня с печаткой, нечего голову дурить, но каким-то чудом прикусил язык, пришлось бы отвечать, откуда он знает такое.
Вокруг вскакивали гости, многие бросились к выходу, другие поспешили к окнам, но самые стойкие остались за столами, справедливо полагая, что гибель за княжеским столом напрямую отправит их за стол Перуна в его хрустальном дворце в вирые, где так же пьют и горланят песни.
Претич выбрался из дворца обалдевший, шкатулку прижимал к груди обеими руками. Его со всех сторон прикрывали могучие братья Туровы, на шкатулку смотрели с почтением и опаской, на своего боярина – с гордостью, дураки набитые.
Гридень, завидев боярина на крыльце, мигом подвел коней. Братья усадили боярина, сами взяли в такое плотное кольцо, что муравей не протиснется, так и проводили через три улицы до его терема.
– Честь-то какая, – сказал почтительно старший. Он гордо оглянулся по сторонам. – Нашему боярину князь доверил, не кому-нибудь!
Второй поддакнул:
– А там были и Волчий Хвост, и даже хан Кучуг!
– Да что там хан, – возразил третий, – ярл Якун уже руки тянул, а князь его будто и не заметил!.. И Тавр, Войдан, Кресан – все остались с носом!
– У нашего хозяина заветная печать, – добавил старший.
Они бережно проводили боярина до его покоев, а когда рассерженный Претич захлопнул дверь, слышно было, как устраиваются в коридоре, намереваясь нести стражу.
Претич ощутил, что его бросает то в жар, словно в одежде попал в жарко натопленную баню, то в холод, будто голого швырнули в снег… Он слышал, как тугие волны бьют в голову, тогда в глазах багровело до темноты, а при отливе в ушах начинали звенеть невидимые комары.
Лязгая зубами, выглянул в коридор:
– Чурилко!.. Родянко!.. Хватайте лучших коней и дуйте за ромейским купцом Власием! Отыщите, даже если он на дне морском.
Гридни вскочили, оба здоровенные, широкие, как все в роду Претича, преданные до свинячьего писка. Чурилко выпалил истово:
– Сделаем!.. Одна нога здесь, другая – там.
– Летим, – ответил Родянко.
Он слышал, как их шаги прогремели по лестнице, во дворе раздались крики, конский топот, донесся
