Хазарин кивнул:
– Это все просто. Отсюда бежать невозможно. А гридням я подарю по золотому. За то, что поговорю с тобой. У них на виду.
Он сунул гридням монеты, и Ольха удивилась, с какой готовностью ей разрешили остановиться. Хазарин увлек ее в комнату, но дверь оставил открытой. Русы могли видеть пленницу, но не слышали разговора.
Ольха спросила негромко:
– Что ты хочешь?
– Ты боишься?
– Я и так пленница, – ответила она холодно. – Мне хуже не будет.
Он улыбнулся, показав мелкие острые зубы:
– Тогда заботишься обо мне?.. Ладно, шучу. Рискую только я, да и то не очень.
– Что ты хочешь? – повторила она.
Он пожал плечами:
– Прямой вопрос. Древляне все таковы? Я мог просто заинтересоваться красивой женщиной. Как и все другие мужчины.
– Только не ты, – бросила она. – Я тоже видела тебя.
Его губы изогнулись в улыбке.
– Ты видела меня, я видел тебя… Ты не находишь это знаменательным?
– Нет, – сказала она резко. – Пожалуй, ты зря потратил деньги. Я пойду.
– Погоди, – попросил он уже без улыбки. – Я хотел сказать, что у нас есть нечто общее. Мы терпим обиды от захватчиков. Да, у славян к нам мало любви, ведь часть племен платила нам дань. Те же поляне, к примеру. А часть славян и теперь наши данники. Но древляне никогда ими не были, верно?
Она гордо тряхнула гривой волос:
– Никогда!
– Значит, у вас не должно быть к нам вражды, – ответил он, в черных глазах блеснула насмешливая искорка, и она с внезапным гневом поняла, что он имеет в виду. Древляне не платят дань потому, что сидят в непроходимых лесах, где и человеку пробраться трудно, а уж хазарской коннице никогда не пройти. – Мы можем говорить как друзья.
– А дань с полян? – напомнила она.
– Вы не поляне.
– Поляне нам братья, – напомнила она. – Пусть даже не совсем удачные. Но ведь даже от уродов грех отказываться, верно?
Его черные глаза по-прежнему были насмешливыми, будто разговаривал с ребенком.
– Разве не бьются с братьями хуже всего? Именно с братьями есть что делить. Ладно, я не об этом. К тому же это была малая дань – по мечу с дыма.
– Дань кровью, – напомнила она гневно.
– Да, – кивнул он, – но что можно взять еще с нищих? Зато ваши юноши… прости, юноши полян, взятые в наши войска, участвовали в дальних походах, видели дальние страны. И те, кто возвращался… пусть их было немного, но возвращались богатыми! А русы пришли и насели на вас своим задом. Они не просто берут дань, они превратили в рабов всех, от мала до велика. И даже земли ваши, некогда земли Великой Куявии, назвали Новой Русью!
Она видела, что он прав. Хазары были меньшим злом даже для полян. Их почти не видели, они приходили по весне, отбирали крепких парней в свое войско. С каждой семьи по одному, но детей в полянских семьях больше, чем зерен в маковой головке.
– Ладно, что ты хотел сказать?
– Напомнить, что у нас общие интересы, – сказал хазарин уже серьезно. – И давай действовать вместе… Или, по крайней мере, помогать друг другу. Ибо если русы укрепятся, то подгребут под себя все окрестные племена.
– И будут поглядывать на Хазарский каганат, – сказала она с ноткой злорадства.
Его глаза оставались серьезными.
– До этого еще далеко. А вот от ваших племен ничего не останется. Вы все станете русскими рабами! Или просто – русскими.
В комнату заглянул страж, выразительно подбросил монету на ладони. Ольха усмехнулась:
– Магия твоего золота иссякает.
– Я сказал достаточно, – бросил хазарин небрежно. – Подумай на досуге.
Ольха вышла и, в сопровождении стражей, вернулась в палату.
Она понимала, что хазарин жестоко прав. Русы пришли, чтобы остаться. Дань хазарам славяне почти не замечали, хотя дань кровью считалась самой тяжелой данью. Но в многодетных полянских семьях, где пятнадцать-восемнадцать детей не редкость, всегда находились охочие постранствовать, без принуждения шли в хазарское войско. Понятно, их первыми бросали на взятие чужих городов, но опять же – те первые могли сорвать драгоценные серьги и кольца с жертв, пытками заставить выдать спрятанное золото.
