– Что скажешь, Дунай?.. Что скажешь, мерзавец, обесчестивший меня, страну, наши войска?
Дунай молчал, слегка покачивался на расставленных для равновесия ногах. Колода на нем из цельного столетнего дуба, а цепями можно приковывать тяжелые военные корабли – даже буря не порвет, но на великане они болтались с виду легкие, как ниточки.
Щажард пробормотал:
– Ваше Величество, он молчит, значит – винится. Он уже осознал, осознал!
Тулей прорычал:
– Что скажешь, ничтожество? Он прав?
Скованный исполин не шелохнулся. Тулей задышал чаще, лекарь подбежал, потрогал вздувшуюся жилу на виске, торопливо сунул под нос чашу с едким напитком. Тулей отпихнул в раздражении, лекарь и его чаша покатились по укрытым ковром ступенькам.
– Хорошо, – сказал Тулей зловеще. – Можешь не отвечать. Сам знаешь, что опозорил нас всех, проехав через всю страну со связанными руками!.. Эй, палач! Выведи этого… эту… во внутренний двор и посади на кол. Да так, чтобы я и завтра еще видел его живым.
Щажард сказал укоризненно:
– Ваше Величество…
Тулей обернулся, налитые кровью, как у разъяренного быка, глаза метали багровые молнии. Лицо стало багровым, как небо-свод на закате.
– Что?
Щажард стойко выдержал яростный взгляд, сказал четко:
– Ваше Величество, во дворе упражняется ваша дворцовая стража. Они всегда почитали Дуная…
– Ну и что?
Щажард вздрогнул от громового рыка, но голос его прозвучал почти так же ровно:
– Если хотите, чтобы я с вами соглашался во всем, тогда не спрашивайте моего мнения. А сейчас мое мнение таково, что ваших воинов это… не обрадует. Дунай всегда служил честно. И все увидят, что получает человек за честную службу в вашем дворце!
Тулей вскрикнул громовым голосом раненого льва:
– Он опозорил меня!
– Тогда казните, – ответил Щажард. Он побледнел, но не опускал глаз. – Это ваше право. Все наши жизни в ваших руках. Дунай клялся служить вам. Его жизнь в вашей воле. Вы можете любого из ваших воинов казнить… да и не только воинов, но никого не в состоянии заставить думать о вас… как хотите вы! Оценивать ваши поступки, как оцениваете их вы. Вы не заставите своих воинов думать о вас… лучше.
Тулей задышал чаще, лекарь снова налил в чашу темно-зеленой жидкости, поднес Тулею. Тот заставил себя понюхать, багровость покинула лицо, он наконец махнул рукой и сказал все еще злым, но без крика голосом:
– Отвести во двор и срубить голову. Голову принести сюда.
Стражи развернули Дуная, он пошел к двери, тяжело передвигая ноги. Тулей проследил за ним ненавидящим взглядом. Щажард поклонился, сказал торопливо:
– Ваше Величество, осмелюсь напомнить о Родстане… Не лучше ли загодя перенести туда часть… нашего двора?
Тулей открыл рот, но ответить не успел, дверь с шумом распахнулась. Тулей поморщился, Барвник вбежал, огляделся, привычно поклонился, глаза мага бегали по сторонам, а пустой рукав халата высвободился из-за пояса и болтался, как тряпка.
Тулей буркнул:
– Что случилось?
– Ох, Ваше Величество…
Тулей указал на свободное кресло.
– Садись к столу, промочи горло. Мы тут со Щажардом деремся, ты остуди его…
– Меня? – изумился Щажард.
Тулей пробасил, глядя, как Барвник тяжело, будто грузный Щажард, плюхнулся за стол:
– Что тебе привиделось?
Барвник отмахнулся, с жадностью отпил крепкого вина.
– Да так… Ошибся, видать. Показалось, что у вас тут в покоях Дунай.
Тулей видел, как насторожился Щажард, да и у самого от нехорошего предчувствия мурашки поползли по коже.
– А если бы был… то что?
Барвник ответил мрачно:
– Лучше не надо. Всяк стремится избежать неприятностей. А уж если невзгоды, а то и беду… А Дунай, гм, это не просто беда. Если сглупить, то от Куявии вообще ничего не останется. Артане захватят ее всю, куявы перестанут быть куявами, а все земли отойдут к Артании. И будет одна Великая Артания от моря и до
