Однажды он все-таки подъехал, сам, никто не звал, да и занавески опущены, Итания услышала его негромкий, но проникающий сквозь все стенки суровый и страстный голос:
– Итания… ты можешь слушать меня или не слушать, но ты услышишь, это выше нас. Это – судьба! Наш рок. Боги не отпустят нас. Так было предопределено еще в момент, когда боги создавали мир. Нам от этого не уйти…
Она ответила холодновато:
– Возможно. Но я попытаюсь.
Сквозь тонкую занавеску она видела только его силуэт, Придон там покачал головой, ей показалось, что он улыбается и что улыбка горькая, страдальческая.
– Не уйти. Нам не уйти, Итания.
Поверх занавески она опустила еще и шторы, совсем отгородившись от мира. Гелия сидела напротив, пятки поставила на сиденье, руки обхватили колени, а сама она смотрела с восторгом и ужасом.
– Как вы с ним говорите, госпожа!.. Я бы умерла со страху, если бы он так на меня своими черными глазищами!
Итания устало усмехнулась:
– Ты же сказала, что артан уже не боишься.
– Артан не боюсь, – призналась Гелия, – но это же не просто мужчина…
– А кто же?
– Не знаю, – ответила она чистосердечно. – Но когда он смотрит, у меня мурашки по коже.
У меня тоже, подумала Итания невесело. У меня, стыдно признаться, тоже мурашки по всему телу. И даже в сердце мурашки. Оно сладко щемит, когда он смотрит, этот разоритель ее страны, этот враг, этот несчастный, что в своем безумии уже не понимает, что творит, и не может остановиться.
Ближе к вечеру, когда он вроде бы невзначай проехал совсем рядом с повозкой, она слегка отодвинула занавеску. Придон ехал, как все артане, выпрямившись, слегка откинувшись назад, так лучше смотрится его широкая и выпуклая грудь, но у него это получалось непринужденно, легко, без нарочитости. – Сколько нам еще ехать?
Он поклонился с достоинством, но в черных глазах она рассмотрела вину и глубоко запрятанную боль.
– Дня три, – ответил он. – Не больше.
– Впереди прошли дожди, – напомнила она. – Повозка завязнет, это уже не три дня, а шесть или семь…
– Три, – ответил он. Улыбнулся. – Если завязнет, на руках понесем! С той же скоростью. Я имею в виду, понесем прямо в повозке.
Гелия шептала за спиной, боясь высунуться, Итания прислушалась, сказала решительно:
– Тогда нужно остановиться где-нибудь возле озера!
– Зачем?
– Мы уже неделю в дороге, – объяснила она терпеливо. – Мне нужно вымыться. От меня пахнет потом, как от… артанина!
Он нахмурился:
– От артан хорошо пахнет. Твоя кожа пахнет лучшими цветами мира. Видишь, за повозкой спешат, выбиваясь из сил и падая на дорогу, тысячи мотыльков? Они летят на твой запах. Я не хочу пускать тебя в воду. Вдруг превратишься в серебристую рыбку и снова ускользнешь?
Она покачала головой:
– Я могу дать слово, что не ускользну… пока буду купаться.
Он горько усмехнулся:
– Слово куявки… К тому же слово, данное врагу под принуждением, многие считают недействительным.
– Я не считаю, – крикнула она. – Я так не считаю!
Его конь прижал уши, покосился на нее с удивлением. Придон торопливо кивнул. В его черных глазах боролись страх и нежелание ее рассердить.
– Хорошо, я велю сделать привал у ближайшего озера. Там и заночуем.
Западная часть неба уже покрылась кровавой коростой. Огромный багровый шар медленно сдвигался к темному краю земли, а впереди наконец блеснула гладь озера. Едва телега остановилась, Итания выскочила, опасаясь, что скоро наступит ночная тьма и ей не разрешат в воду.
Придон послал конных всадников вокруг всего озера, заодно и уток набьют, а Итания сердито остановилась у самой кромки воды. Ее лиловые глаза смотрели на Придона исподлобья, а голос прозвучал язвительно:
– В самом деле будешь наблюдать?
Он сказал хмуро:
– Ты уже почти жена мне.
– Почти не считается, – ответила она дерзко. – Боги могут передумать и в последнюю минуту.
