– Просто я еще не решил. Было бы жаркое лето да еще внизу на равнине, я бы согласился, чтобы вонь от трупов заразу не занесла. Но сейчас… гм… может быть, пусть себе лежат? Наши сердца взвеселятся, и вы будете видеть, что вас ждет!
Ральсвик прогремел:
– Наши сердца не дрогнут!
– Вы враги, – продолжал Иггельд, – так почему же я должен позволить подбирать ваших раненых?
Они встретились взглядами. Ральсвик впервые в жизни ощутил, что сердце дрогнуло, в животе появилась неприятная тяжесть. Иггельд смотрит спокойно, бесстрашно, но это не спокойствие и бесстрашие юнца. Это в самом деле вождь, подумал Ральсвик и ощутил непреодолимое желание опустить взор. Так бы и прожил всю жизнь смотрителем драконов, нянчился бы с их детенышами, но грянул грозный час, и вот этот парнишка открыл в себе то, о чем никогда бы не узнал в мирное время. Права Блестка, это герой, которых рождает горнило войны…
– Не знаю, – пробормотал он. Отвел взгляд, добавил после паузы: – Даже не знаю… Ладно, твоя взяла. Как скажешь.
Иггельд смотрел сверху вниз, отметил и мощь полководца, и его поникшие под тяжестью прожитых лет плечи, и заметную усталость, ответил неожиданно даже для себя:
– Впрочем, ладно. Подбирайте. Но знаешь, почему я согласился?
Ральсвик уже повернул коня, тяжело развернулся в седле, спросил с подозрением:
– Почему?
– Из жалости, – ответил Иггельд громко.
На другой день с утра морозно, солнце еще не поднялось, изо рта валит пар, но артане пошли на приступ. Иггельд сперва был в плотно подогнанном полушубке, но для стрельбы сбросил, а потом, после часа непрерывной стрельбы, разогрелся так, что капли пота исходили паром на щеках, как на раскаленной сковороде, но те, что падали на землю, разбивались мелкими ледяными шариками.
Рядом так же сухо щелкали тетивы по кожаным рукавицам Ворскла и Анапра, уже излохмаченным. А под ногами лежали разбитые, изорванные ударами тетивы. Оба поглядывали на Иггельда с удивлением и растущим уважением. Лучшие из лучших, состязались только между собой, другие не годятся и в подметки, но князь им не уступает ни в силе, ни в меткости. Разве что в скорострельности превосходят, но они с детства бьют птицу на лету, надо успеть достать в стае как можно больше…
– Дурачье, – крикнул за спиной Онрад. Он стоял в полном доспехе, меч на поясе, на лице нетерпение, словно жаждал, когда артане пробьют ворота, и можно грудь в грудь, как принято у мужчин, а не издали стрелами, так настоящие воины не поступают…
– Почему? – ответил Иггельд, не оборачиваясь.
– Бессмыслица!.. Ворота все равно не пробить, а чтобы стену перелезть, нужны лестницы. Но я их не вижу…
– Из чего делать? – сказал рядом бер Булат. – Везде голый камень.
– Снизу пусть везут! – сказал Онрад бодро и захохотал.
– Две недели вниз, – сказал Булат серьезно, – неделю там, потом две недели сюда… С ума сойдут от таких сроков! Всю Куявию захватили быстрее.
– Но так расшибут лбы.
– А тебе их жалко?
Онрад подумал, сказал великодушно:
– Ладно, пусть расшибают.
А в артанском лагере в это время группа военачальников во главе с Ральсвиком всматривалась в приступ. Собственно, еще не приступ, пусть куявы так считают, а только еще одна разведка боем. А что артане все же иногда попадают под стрелы со стены, хоть уже теперь совсем редко, так это счастье войны, оно переменчиво.
За спиной Ральсвика с сомнением посматривал на высокую стену Меривой, она как клин перекрыла узкий проход между высокими отвесными горами. Ральсвик рядом похохатывал жизнерадостно, его грохочущий голос звучал неестественно громко в торжественной тиши гор.
– Мы красиво и молниеносно захватили всю Куявию, – сказал поблизости Хрущ, могучий немолодой сотник, он задумчиво рассматривал высоченную стену. – Не испортить бы этот блеск…
– Чем? – спросил Ральсвик. – Этой крепостишкой?
– Ею, – ответил Хрущ невесело. – Мы разгромили Куявию потому, что народ – сплошная гниль. Ведь если бы дрались хоть как-то… Не знаю, не знаю. Все-таки в Куявии народу впятеро больше. Но эта гниль разбегалась при одном нашем появлении! Здесь, Ральсвик, те, кто в самом деле готов биться с оружием в руках до последнего.
Ральсвик хмыкнул.
– Поздно. Теперь уже мы превосходим их пять к одному. Даже десять к одному. Да и не верю, что будут драться… как надо. Хотя эти, что в горах, когда-то были артанами…
– Они никогда не были артанами, – возразил Хрущ. – Сейчас тем более не жаждут ими становиться. Столица не мешала им выращивать драконов, даже помогала. А мы идем уничтожить все их дело! Пойми, здесь нам противостоят люди, чье любимое дело, дело всей жизни мы пришли разрушить! Они будут драться не на жизнь, а на смерть.
Ральсвик двинул плечами.
– Тем хуже для них.
