не решил!
Князь отшатнулся, на лице отразилось негодование. Он воскликнул:
– Как это?.. Это мои земли, это мои люди!
– Уже нет, – отрезал Иггельд. – Человеку, который запятнал себя сотрудничеством с врагами, в то время как другие проливали кровь… грозит лишь веревка! Кольцо, как у нас насчет веревок?
Кольцо быстро выступил вперед. Злые, хищные, как у рыси, глаза ощупали взглядом толстую шею князя, он сказал зловеще:
– На такую жирную найдется даже шелковая. Все-таки князь! Древний род…
Иггельд бросил коротко:
– Ладно, если ты такой щедрый – вешай на шелковой.
Он повернулся, и уже у дверей догнал истошный вопль князя:
– За что?.. Благородный Иггельд, помилуй!.. Моя дурость виной!.. Пощади!
Иггельд уже за дверным проемом обернулся, с сомнением посмотрел на упавшего на колени князя. Тот размазывал по бледному от ужаса лицу слезы, трясся, хватался за ноги поднимающих его Подгорного и Кольца.
– Что не нравится? – спросил Иггельд. – Веревка?.. Лучше топором по шее?
– Лучше! – твердо сказал Кольцо. – Что ж князя вешать, как вора какого-то? Это простой люд вешают, а благородным срубливают головы.
Иггельд отмахнулся:
– Ладно, руби, законник.
Князь вскричал:
– Возьми моих людей, возьми землю!.. Жизнь оставь только, жизнь!
Иггельд кивнул Кольцу:
– Ладно, оставь его. Пусть живет. Но людей его разбей на малые отряды и влей в войско. А с землей… подумаем, как поступить.
Он захлопнул за собой дверь, на душе гадко: жестоко и грубо с таким немолодым человеком, но, с другой стороны, вся жизнь жестокая и грубая. Этот князь ничуть не хуже и не лучше князя Бруна, но тому не повезло, а мог бы на месте Бруна оказаться этот Твердохлеб. А Брун мог бы точно так же выждать момент, переметнуться на сторону очередных победителей и снова сохранить земли, богатства, власть, а то и приумножить за счет обнищавших или погибших соседей.
Ненадолго оставив войско, он облетал на осчастливленном Малыше Куявию вдоль и поперек, вовремя увидел, как из Артании перешло пограничную реку могучее конное войско. За все время нашествия из Артании постоянно мчались в Куябу новые искатели приключений, но в последнее время их перехватывали и побивали на ходу. Артане наконец поняли, что нечто изменилось, придержали удальцов, собрали их под командованием старого опытного полководца Оргоста. Куявы начали нападать на их войско еще с первого дня, как только Оргост перешел граничную реку, но войско двигалось, почти не замечая мелких укусов. Иггельд велел уничтожать по пути припасы, вывозить зерно, чтобы артанское войско поневоле разбилось на мелкие отряды. Оргост вовремя понял опасность, начал собирать телеги и увозить продовольствие.
Быстрое конное войско тащилось едва-едва, легкие артанские кони гарцевали вокруг обоза, но отдаляться не решались: откуда ни возьмись появлялись куявы, всегда впятеро больше числом, выпускали тучу стрел и бросались в отчаянную атаку. Если артане стыдились сразу вернуться обратно к войску, живым не возвращался никто.
И все же Оргост двигался хоть и замедленно, но неуклонно, как тень ползущей по небу грозовой тучи. По оправдавшей себя воинской тактике упорно пускал во все стороны конные разъезды, иначе можно погубить войско, собирал сведения, делал поправки и снова вел войско, избегая ловушек.
В это же время в лагере куявов Вихрян подозвал Подгорного и велел быстро:
– Сотню Кольца – влево, пусть пройдет за рощей и собьет два разъезда!.. А ты бери две сотни, для тебя тоже есть добыча…
Берич спросил недоверчиво:
– Откуда знаешь?
– Иггельд сообщил, – ответил Вихрян коротко.
Подгорный смерил взглядом едва заметную в синеве черную точку.
– Как?
– Видишь, поворот делает? Крылья сложил. А теперь повернул влево. Выполняй!
Подгорный вскочил на коня и помчался к сотне Кольца. Потом взял еще две сотни, конников Ранка и Третьяка, сбил разъезды, зашел с тыла, отчего артане решили, что окружены, остановились, поспешно стали готовить воинский стан к обороне. Но никто не напал, двинулись снова, но уже с великой осторожностью, опасаясь нарваться на большие силы, так как куявские конные отряды, переняв их тактику, перехватывали и уничтожали разъезды.
Артане встревожились, двигались тесными отрядами, каждую минуту готовые к бою. Сотни Третьяка, Ранка, Казана, Осташко и других молодых военачальников, что щеголяли один перед другим удалью, перехватывали обозы с продовольствием, разрушали мосты, убирали с пути все, что артане могли бы использовать для себя, будь это кусок хлеба или клок сена для коней.
На ночь артане выкапывали ров и выставляли удвоенную стражу, но развеселившиеся от таких успехов куявы поднимали в ночи крик то справа, то слева, звенели оружием и делали вид, что вот-вот набросятся всем скопом. Артанам приходилось стоять всю ночь с оружием в руках, каждую минуту ожидая
