– Ратша – герой, – сказал он неуверенно. – Но там еще и Малыш… Малыш один может разогнать целую армию!
Черево наконец повернулся, взглянул прямо в глаза.
– Прикажи, утром пошлю туда отряд, – предложил он. – Думаю, уж прости, этот Ютлан, так он назвался, поехал дальше. А твой вспыльчивый друг и дракон… остались. Прикажешь похоронить их там?
Иггельд запустил обе пятерни в волосы, рванул. Боль не отрезвила, вскричал от боли в груди:
– Но почему?.. Почему я только теряю?.. Черныш, Яська, Антланец, Вакула, Худыш, да всех не перечислить, а теперь еще и Ратша? А Малыш, мой Малыш, я же мог тебя остановить, ты же не хотел лететь, ты все чувствовал, ты знал, но… послушался! Что за безумие пронеслось по нашим странам, выкашивая лучших, устилая землю телами молодых и сильных, а ручьи наполняя кровью?.. Боги, я все отдам, от всего откажусь, только сохраните мне Ратшу и… Малыша!
Черево в полнейшей беспомощности развел руками.
– Даже боги не могут свершившееся сделать несвершившимся. Иггельд, возьми себя в руки. А затем и страну. Если оставить так, как было при Тулее, то и получим, что было при Тулее. Как это ни противно нам, куявам, но кое-что надо взять от Артании. И даже от артанскости!
Мир застыл, потерял краски. Иггельд улетел на прекрасном драконе, растворился в синем безоблачном небе, шли дни, а вчера в Арсу прибыла повозка с гробом. Ютлан к Придону не успел, не успел… Волхвы сказали, что чужие маги сумели задержать в пути на целые сутки. Если бы застал Придона живым, все было бы иначе.
Знатные люди бережно сняли широкий гроб. Под толстой крышкой, залитые медом, мирно покоились два тела. Наконец-то мирно, наконец-то не слышно их рассерженных голосов. Каменотесы срочно расширяли семейный склеп Осеннего Ветра. Придона с Итанией сперва хотели поместить рядом с матерью, но Рокош велел для них сделать отдельную комнату, а место возле матери пусть ждет Осеннего Ветра. Пока не найдено его костей, пока нет тех, кто бы видел его гибель, он жив. И еще может вернуться. Герои бесследно не исчезают.
По всей Артании была печаль, но женщины ходили с гордыми, хоть и заплаканными лицами. Подростки расспрашивали стариков про Куявию, где растворилась огромная артанская армия, не иначе как хитростью и чародейством, сами мечтали поскорее получить право брать в руки боевые топоры и отомстить за гибель героев.
Она сидела у окна без мыслей, без дум, бесцельно смотрела вдаль. Сердце билось ровно, в груди разрасталась пустота. Не сразу обратила внимание на скачущих ко дворцу всадников, но, судя по их крику, случилось что-то необычное.
Потом увидела, как по широкой улице едут… куявы. Да не простые куявы, а куявские воины: в дорогих доспехах, высокие, крупные, настоящие богатыри, таких отбирают по всей стране. Впереди на белоснежном рослом жеребце слегка покачивается в такт красивый молодой гигант с белокурыми волосами, широкоплечий, в блестящем панцире, с плеч ниспадает дорогой пурпурный плащ. Только он с непокрытой головой, остальные в шлемах. Иггельд, вскрикнуло сердце. Конь выступает гордо, помахивает роскошной гривой, Блестка издали оценила его стремительную красоту, силу продолговатых мышц и звериную выносливость.
Всадники, сопровождающие куявских наездников, выглядели просто жалко вблизи этих великолепных героев, подъехали к дворцу, остановились. Некоторое время ничего не происходило, Блестка извелась, Иггельд выглядит блестящим красавцем, но она видит усталые складки у губ, заострившиеся скулы, напряжение и отчаянность во взоре. Он устал, измучен, даже истерзан, неизвестно, что скажет, артане пока просто ошеломлены такой дерзостью, как ни обезлюдела Артания, горстку героев сотрут в песок…
На крыльцо, где каменные ступени сразу начали проседать под тяжестью, вышел все тот же высокий старик с короткой седой бородой.
– Я Рокош, – сказал старик. Голос без звонкости, но и без старческого дребезжания, сильный густой голос. – Рокош Длинноволосый. Это моего правнука привезли в гробу… с его женой! Я шестьдесят лет назад оставил великую и радостную Арсу, но, как видишь, пришлось вернуться… Да, великую и радостную Арсу оставил, и вот сейчас на ступенях опустевшего дома… Ты будешь говорить со мной, пришелец!
Иггельд, не слезая с коня, сдержанно поклонился.
– Я готов говорить с любым, кто принимает решения. Меня зовут Иггельд, я – пастух драконов. Волею судьбы мне пришлось спуститься с гор… на равнине встретил, как я понимаю, твою правнучку Блестку. Ты однажды оставил Арсу великой и радостной, но и сейчас можешь оставить ее… хотя бы мирной. А с миром придет и величие, Артания залечит раны. Я убил, хоть и не своей рукой… Придона, я отвечаю за его смерть. Это большая потеря, я хочу возместить… предложив себя взамен.
На площади наступила мертвая тишина. Старик спросил неторопливо, Иггельду почудилось, что уже все понял, но спрашивает для других:
– Как?
– Я прошу тебя, – сказал Иггельд громко, – как старшего и как взявшего власть в свои руки… прошу отдать мне Блестку в жены.
За спиной, а затем и по всей площади пронесся рокот, словно ветер пробежал по густому пшеничному полю. Мужчины глядели с ненавистью, все едины.
Рокош смотрел исподлобья. Молчание длилось долго, Иггельд успел передумать все на свете, наконец Рокош перевел взгляд на толпу, голос прозвучал сдержанно, ровный, похожий на поверхность покрытого льдом озера:
– Да, мы уже знаем, ты не пастух, хотя на этот раз не на драконе. Но послушаем, что скажут наши мудрые…
Вперед вышел, опираясь на палку, сгорбленный старик, борода едва ли не до земли, седые волосы скрывают лицо. В толпе говор начал затихать. Он остановился, откинул волосы, показалось коричневое, изрезанное морщинами лицо. Заговорил старческим дребезжащим голосом, но в нем звучала мощь волхва, который умеет пользоваться голосом и умеет ставить слова так, что становятся словами того, кто слушает:
– Мы не можем противиться воле своих богов, Артания – открытая страна. Любой чужак может стать артанином, если докажет силу, отвагу и мужество, если блюдет честь в чистоте и не роняет достоинства…
