пришлось как-то на конине сидеть, мы в артанских степях потерялись в прошлую войну, так я, скажу вам, сразу на пару пудов отощал! Ну прямо червяк какой-то стал… Вся сила – в сале! С куском сала я могу две ночи с седла не слезать, а силы как и не тратятся.
– И я на конине всегда голодный, – подтвердил другой бер. – Нет, лучше нашего сала ничего на свете нет! И чтоб вина хорошего. И побольше, побольше.
– Потому и лезут к нам, что завидуют! И от свинины потому отказались, что у них самим есть нечего, а куда уж свиней кормить? Там все худые и тощие, вы заметили?.. А настоящий мужчина должон быть дородным.
– Если на то пошло, – заявил Ратша, – то воины из них никудышные…
Это показалось чересчур, все примолкли, начали отводить взоры, только дотоле молчавший песиглавец Фендора, честный и прямодушный воин, сказал хмуро:
– Это ты загнул…
– Ничуть не загнул! – сказал Ратша горячо. – Сам мне скажи, что это за воины, если только на конях и воевать умеют? А разве они выстоят против нас в пешем бою? А на море? Да и небо в нашей власти, ибо мы не только коней – у нас и драконы на задних лапах стоят, в глаза заглядывают! Вон спроси Иггельда!.. Иггельд, скажи!
Иггельд ответил с неловкостью:
– Что сказать?
– Вот видите? – обратился ко всем Ратша. – Главный повелитель всех драконов, а какой скромняга!.. Таковы мы – куявы. Небо подчиняется нам, а что у артан?
Его слушали с удовольствием. Старый Примак сказал громко:
– Верно сказал, бисов сын!.. Главное – пешие ратники. А конники – это так, тьфу. Прискакали и ускакали. Земля только тогда считается захваченной, когда придет пешая рать и разобьет полевой стан. Да и кони у нас лучше, один наш куявский конь троих артанских перетянет… Да, это хорошо, что мы собрались именно здесь, у Бруна. Артанам сейчас непросто, когда мы под окнами свою волю прокричали. Князю наша поддержка как нельзя кстати! Он сейчас на них давит, чтобы не только отступились от наших земель, да еще и пеню за ущерб заплатили!
– Хорошо, – согласился Ратша, – что мы здесь… Князь – воитель!
Взгляды присутствующих посерьезнели, все смотрели поверх головы Ратши в сторону входа. Там на пороге стоял немолодой уже человек в голубой одежде с цветами и знаками дома князя Бруна, Иггельд видел его мельком, когда их вели по княжеским палатам, запомнил только потому, что все привык запоминать, иначе бы не выжил, и сейчас сразу узнал, поднялся, устремив на него взор. Человек кивнул, поклонился издали.
Ратша оглянулся, спросил сиплым голосом:
– Чего тебе?
– Князь просит к нему, – ответил посланец ровным бесцветным голосом вышколенного слуги. – Нет, не вас. Только доблестного Иггельда.
Просит, мелькнуло ошеломленное в голове Иггельда, не велит. Чересчур высоко, даже страшновато. Он поднялся, чувствуя, как заныло под ложечкой в предчувствии неприятностей…
– В полевой стан? – спросил он.
– Нет, – ответил посланец и снова поклонился. – Князь все еще во дворце.
– Я переоденусь…
– Князю это неважно, – сказал посланец мягко, но с настойчивостью в голосе. – Вы не голый, уже хорошо.
Ратша хлопнул Иггельда по спине.
– Иди! Краше тебя нет воина во всем куявском войске! Какие еще переодевания? Сдурел?
Иггельд поежился, а Ратша проводил его долгим взглядом и подумал, что в самом деле этот молодой повелитель драконов блистает суровой мужской красотой, ростом и могучей статью. Да и одет добротно и с достоинством, тонкий стан перетягивает удивительно узкий поясок, а меч, подаренный гномами, держится на широкой перевязи из шкуры горного льва. Рукоять меча мрачно отсвечивает множеством рубинов зловещего оттенка, с таким не стыдно входить во дворец, никто не сочтет нищим.
Еще он заметил, что, когда Иггельд поднялся из-за стола, на него поневоле подняли глаза все в корчме, а девушка-служанка покраснела как маков цвет и порывисто вздохнула. Бедолага, подумал Ратша сочувствующе. Пока что у него в голове одни драконы, но когда-то придет тот миг, когда священная дурь ударит в сердце, подчинит голову, душу и все мысли. Когда-то… Хорошо бы, чтоб еще не сегодня.
Посланец проводил Иггельда через все залы, на них посматривали с живейшим интересом, Иггельд чувствовал на себе любопытные взгляды, слышал, как шепотом произносят его имя. Таких, кто пользовался его услугами, мало в этом доме, но по всей Куявии слышали дивные рассказы о человеке, за которым огромный дракон бегает, как преданный щенок, и теперь Иггельд даже видел, как украдкой указывают пальцами, хихикают, что-то пересказывают скороговоркой.
У дверей личных покоев князя посланец остановился, прислушался, постучал, снова прислушался. Ответа Иггельд не уловил, но посланец распахнул двери и отступил. Когда Иггельд сделал шаг, двери за его спиной неслышно закрылись, они с князем остались одни.
Брун стоял у стола, опершись обеими руками в столешницу, и разглядывал карту, словно Иггельд отлучался на минуту. На скрип двери поднял голову, Иггельд заметил с горячим сочувствием, насколько осунулся Брун за эти два дня, словно не пил и не ел или же его терзала тяжелая болезнь. Только складки у твердых губ стали глубже, резче, а глаза смотрели все так же остро, пронизывающе.
– А, повелитель драконов, – сказал он усталым голосом. – Ты быстр, как и твои драконы… Как ты?
– Готов на любое деяние, – твердо сказал Иггельд. – Только прикажи, княже!
