студенчество, откровенно восхищавшееся мужеством подсудимых.
Слушание дела «о революционной пропаганде в империи», вошедшее в историю как «Процесс 193-х» началось 18 октября 1877 года в Особом присутствии Правительствующего Сената. После трехлетнего следствия царское правительство намеревалось учинить расправу над молодыми людьми, которые в 1874 году, вдохновившись идеями народничества, «пошли в народ». Из привлекавшихся к ответственности по этому делу нескольких тысяч человек в тюремных застенках уже умерло 97. Большую часть подследственных составили случайно схваченные не принимавшие участия в народническом движении люди, и таким образом после проведенного следствия к суду оказалось привлечено 193 человека, из них 39 женщин. Главными обвиняемыми признавались Мышкин, Рогачев, Войнаральский, Ковалик. Среди подсудимых были будущие народовольцы Желябов, Морозов, Перовская и другие. Они являлись участниками различных пропагандистских кружков, но все они обвинялись в создании единого «преступного общества» с целью государственного переворота и «перерезания всех чиновников и зажиточных людей». Чтобы облегчить работу суда и предотвратить во время суда массовые противоправительственные выступления, обвиняемые были разбиты на семнадцать групп. «Во время процесса, — как писал В. Г. Короленко, — публика допускалась в очень ограниченном количестве, газетные отчеты строго цензуровались, но все же каждый день Петербург молнией облетали известия о происходящем».
Подсудимые вели себя мужественно, превращая судилище над собой в суд над царским режимом. Многие выступления их носили характер обвинительных речей в адрес правительства и его приспешников. Так, один из лидеров народнического движения, H. H. Мышкин, обращаясь к судьям, указывал на закономерность революционного движения в России и выражал глубокую веру в неизбежность «всеобщего народного восстания».
Демократическая общественность России сочувствовала обвиняемым, она видела в них людей, проявивших высокое благородство, так как, жертвуя собой, они пытались хоть что-то предпринять для улучшения положения своего народа. Судебный процесс длился до 23 мая 1878 года. В результате 28 человек было осуждено к каторжным работам, многие — к тюремному заключению, при этом у некоторых срок заключения по приговору оказался меньше проведенного ими в подследственных тюрьмах времени. 90 человек суд вынужден был оправдать. Таким образом, многих из обвиняемых сразу после зачтения приговора пришлось отпустить на свободу. Однако вскоре царское правительство распорядилось отправить 80 человек из числа освобожденных в административную ссылку в отдаленные губернии Российского государства.
На фоне «Процесса 193-х» яркой молнией вспыхнуло «дело Веры Засулич». 24 января 1878 года эта молодая женщина, придя на прием к петербургскому градоначальнику генералу Трепову, выстрелила в него из пистолета и попала «в область таза». После ареста она сразу же заявила, что совершила покушение на жизнь Трепова в отместку за совершенное им преступление: по его приказу был высечен арестованный студент А. С. Боголюбов, не снявший шапки при встрече с градоначальником.
Следствие по делу Засулич не заняло много времени. Властям все казалось ясным, и судьба обвиняемой представлялась предрешенной. Предъявленное ей обвинение по законам Российской империи сулило никак не менее пятнадцати, а то и двадцати лет каторжных работ с лишением всех прав состояния.
Судили Засулич в последний день марта в Петербургском окружном суде под председательством А. Ф. Кони, с участием присяжных заседателей. На суде она подтвердила, что стреляла в Трепова, и объяснила это тем тяжелым впечатлением, которое произвело на нее допущенное им беззаконие по отношению к беззащитному, незнакомому ей ранее студенту, а в заключение произнесла следующее: «…Я решилась, хотя ценой собственной гибели, доказать, что нельзя быть уверенным в безнаказанности, так ругаясь над человеческой личностью… Я не нашла, не могла найти другого способа обратить внимание на это происшествие… Я не видела другого способа… Страшно поднять руку на человека, но я находила, что должна это сделать».
Блестяще построил свою речь на суде защитник П. А. Александров. Из нее явствовало, что Засулич проявила гражданственность и наказала преступника. Он говорил о том, что поступок его подзащитной обусловлен честным и благородным порывом. В завершающей части выступления защитник сказал следующее; «Да, она может выйти отсюда осужденной, но она не выйдет опозоренною, и остается только пожелать, чтобы не повторялись причины, производящие подобные преступления».
Первый вопрос, поставленный председателем суда перед присяжными заседателями, звучал так: «Виновата ли Засулич в том, что, решившись отомстить градоначальнику Трепову за наказание Боголюбова… нанесла… Трепову рану в полости таза пулею большого калибра?» На этот главный вопрос присяжные ответили: «Нет, невиновна». Решение присяжных заседателей публика встретила аплодисментами. Председатель суда тут же объявил Засулич освобождаемой из-под стражи. У здания суда ее встретила восторженная толпа. Друзья сразу увезли ее в закрытом экипаже. Когда же власти спохватились и потребовали вновь арестовать Засулич, найти ее нигде не удалось…
Как и впечатления от войны на Балканах, все эти события влияли на мировоззрение Владимира Бехтерева, укрепляли его приверженность идеям демократии и справедливости.
Находясь на лечении в клинике Боткина, Бехтерев глубже познакомился с идеями нервизма. Согласно этому учению, поражения нервной системы, как правило, проявляются и общими изменениями в деятельности всего организма. Справедливость идей нервизма подтверждали многочисленные клинические и лабораторные наблюдения.
Осенью 1877 года начальник академии объявил, что Бехтерев и другие студенты академии, участвовавшие в войне в составе «летучего» санитарного отряда братьев Рыжовых, удостоены благодарности императора и командующего Дунайской армией. Участие Бехтерева в войне и положительная оценка его деятельности в фронтовых условиях, несомненно, способствовали повышению авторитета студента-старшекурсника в глазах его товарищей и преподавателей. Но в его поступках не было ничего необычного. Из тех его товарищей, которые помогали армии во время войны, как писал в тот же период начальнику академии военно-медицинский инспектор действующей армии, «большая часть студентов заслужила на поле битвы и в госпиталях… полное одобрение и вполне оправдала оказанное им доверие своим разумным уходом за ранеными и самою приличною дисциплиною». Не меньшую самоотверженность проявили и студенты академии, принимавшие участие в борьбе с эпидемиями и, в частности, с эпидемией брюшного тифа, вспыхнувшей в Петербурге зимой 1877/78 года, то есть в тот период, когда большая часть петербургских врачей была отвлечена в действующую армию. Гражданственность, самоотверженность, стремление служить своему народу — эти качества всегда были свойственны демократической молодежи. Владимир Бехтерев был только одним из многих.
К занятиям на пятом курсе Бехтерев приступил в октябре, сразу же после окончания лечения. Надо было наверстать упущенное, и он «с головой» ушел в занятия. Полученный на войне опыт убеждал его в том, что хороший врач «для начала», как им говорилось позднее, должен знать все известное медицине, а затем всю жизнь пополнять, наращивать объем этих знаний. Сам же он хотел стать обязательно хорошим врачом. Этого требовало не только далеко не чуждое ему самолюбие, но и стремление быть максимально полезным людям.
На последнем курсе академии лекции читались такими крупными специалистами, как профессора Крассовский (акушерство), Флоринский (детские болезни), Терновский (венерические болезни), Полотебнов (кожные болезни) и другие. Но особое внимание, как и до поездки на театр боевых действий, Бехтерев уделял изучению нервных болезней и психиатрии. Он регулярно посещал блестящие лекции по психиатрии, читаемые профессором Мержеевским, а в свободное от обязательных учебных занятий время часто посещал его клинику, где учился практике обследования и лечения больных.
Каждую неделю Бехтерев находил время и для встречи с Наташей Базилевской, которая к тому времени окончила Вятскую гимназию и приехала в Петербург, где поступила на женские учительские курсы. С детских лет ее покоряло ощущение какой-то особой уверенности и надежности, которое внушал ей Володя. Теперь Владимир окреп, возмужал и казался даже несколько старше своих лет. Возможно, этому содействовали усы и борода, отпущенные им во время пребывания на войне. Владимир с Наташей всегда был предупредителен, нежен и не скрывал своего восхищения ею. Ему с ней всегда было легко и интересно. Его покоряли ровный характер Наташи, ее такт, выдержка, способность к сопереживанию. Она с интересом воспринимала его
