есть определенное физиологическое состояние, нуждающееся в изучении, что клинические проявления, возникающие под влиянием внушения и, в частности, гипноз могут объяснить многие чудеса и в том числе чудесные исцеления, мифы о которых веками передаются из уст в уста и поддерживают религиозные чувства в массах. Благодаря энтузиазму и авторитету Шарко методы гипнотического воздействия, осужденные и признанные ненаучными Французской академией наук в 1840 году, вновь проникли в клиники, и 70–80-е годы XIX века вошли в историю психотерапии как «золотой век гипноза». В Сальпетриере под непосредственным руководством Шарко Бехтерев в совершенстве овладел методами гипноза и в последующем широко использовал их в своей врачебной практике.
О Шарко впоследствии Бехтерев напишет так: «Личность этого замечательного ученого произвела на меня глубокое, почти чарующее впечатление не только благодаря любезности и внимательности, с которой он относился ко мне, но и благодаря простоте изложения своих лекций».
Общение с Шарко, клиника которого в то время была своеобразной «Меккой» для неврологов всего мира, значительно расширило познания Бехтерева в различных областях клинической невропатологии. Позже он назовет Шарко «творцом современной невропатологии» и будет с удовольствием вспоминать его «простые, ясные, содержательные лекции», на которых «творилась сама наука», и подчеркивать выдающуюся роль Шарко в изучении многих болезней нервной системы и, в частности, мозговых инсультов, бокового амиотрофического склероза, рассеянного склероза, сирингомиелии, истерии.
Весной 1885 года Бехтерев тепло попрощался с великим французским неврологом и отправился в Мюнхен для ознакомления с клиникой и лабораториями широко известного тогда психиатра и нейроморфолога Гуддена. Летние месяцы 1885 года Бехтерев провел в Вене. Там его интересовали методы работы и научные достижения «старого знатока мозга» анатома и психиатра Мейнерта, внесшего немалый вклад в изучение строения и функции нервной системы в условиях нормы и патологии.
Командировка подходила к концу. На родине 28-летнего ученого ожидала кафедра в одном из старейших, славных своими научными традициями университетов России.
Глава 4
КАЗАНСКИЙ ПРОФЕССОР
24 июля 1885 года министр народного просвещения подписал приказ о назначении Бехтерева экстраординарным профессором и заведующим кафедрой психиатрии Казанского университета. В начале осени того же года 28-летний профессор прибыл в Казань.
Поначалу на новом месте всегда непросто. Здесь же, в Казани, сделаться «своим» особенно сложно среди множества знаменитых, убеленных сединами маститых профессоров, имена иных ярко сияли на небосводе российской науки. Университет, куда пригласили Бехтерева, насчитывал к тому времени за своими плечами 80-летнюю, богатую событиями историю. Он открылся 14 февраля 1805 года. Один из самых крупных приволжских городов, Казань насчитывала в ту пору около 25 тысяч жителей и была своеобразной перевалочной базой между европейской частью России и землями на ее востоке. Через Казань проходили многочисленные обозы и караваны барж — иные в Москву и Петербург, другие же навстречу им — на Урал и в Сибирь. По Волге шли грузы в Симбирск и Астрахань, а из нее по Каспию дальше на Кавказ и в Среднюю Азию.
По мысли основателей Казанского университета, туда в первую очередь должны были приниматься дети дворян, владеющих землями в Поволжье и Прикамье. В задачи университета входило содействие укреплению связей центра России с ее окраинами и граничащими странами. Для этого в университете готовили специалистов самых различных профилей — начиная от ученых-востоковедов и кончая чиновниками-администраторами для управления восточными землями империи.
Империя испытывала острую потребность в образованных людях. Но в то же время правящие ее круги с настороженностью относились к распространению знаний, стремясь ограничить доступ к ним представителям низших сословий. В связи с этим министр народного просвещения и президент Российской академии наук адмирал А. С. Шишков в одном из своих программных выступлений говорил так: «Обучать грамоте весь народ или несоразмерное количество людей принесло бы более вреда, чем пользы; наставлять земледельческого сына в риторике — было бы предуготовить его быть худым и бесполезным или еще и вредным гражданином».
Назначавшиеся министерством просвещения попечители нередко оказывались ярыми врагами просвещения. Так, возглавлявший в 1819 году Казанский учебный округ M. Л. Магницкий начал свою деятельность с увольнения девяти профессоров и предложения — «публично разрушить университет», который он рассматривал как «гнездо вольнодумства». Александр I на его докладе начертал резолюцию: «Зачем же разрушать, можно исправить». И Магницкий «исправлял» университетскую науку, делая все возможное, «чтобы дух вольности ни открыто, ни скрыто не ослаблял учения церкви».
Однако с годами Казанский университет наращивал свой научный потенциал, тесня религиозные догматы и выполняя роль светильника, огонь которого уничтожал тьму невежества и реакционного застоя. Успехами в своем развитии Казанский университет во многом был обязан тому, что с 1827 по 1846 год должность его ректора занимал выдающийся математик Н. И. Лобачевский, создавший новее направление в математике — неэвклидову геометрию. Он содействовал успеху работы всех кафедр университета, умело подбирал кадры, поощрял научную деятельность своих талантливых современников. На посту ректора его сменил И. М. Симонов, который в 1819 году участвовал в качестве астронома в легендарной экспедиции в Антарктику на шлюпках «Восток» и «Мирный», возглавляемой, Беллинсгаузеном и Лазаревым.
В Казанском университете, состоявшем с 1814 года из четырех (и в том числе медицинского) факультетов, работали такие выдающиеся деятели русской науки, как создатель синтетического анилина H. H. Зинин, автор способа получения этилена А. М. Бутлеров, основоположник востоковедения в России О. М. Ковалевский, патологи Ф. В. Овсянников и В. В. Пашутин, анатом П. Ф. Лесгафт, один из основателей нейрофизиологии Н. О. Ковалевский…
В Казани учились многие подлинные светочи русской культуры. Среди них С. Т. Аксаков и Л. Н. Толстой. И не просто учились, но и многое открыли для себя за время пребывания на студенческой скамье. Так, в студенческом сочинении о «Наказе» Екатерины II, выполненном по заданию профессора гражданского права Д. И. Мейера, Л. Н. Толстой отмечал, что «свобода при повиновении законам, не от народа происходящим, не есть свобода». Сам он признавал, что эта работа открыла ему «новую область умственного самостоятельного труда».
Преподаватели и студенты Казанского университета не раз проявляли чувства гуманизма и гражданственности, живо реагировали на политические события, происходившие в России. Так, в 1858 году казанские студенты выразили протест по поводу идеалистической направленности лекций физиолога Берви. Возникший при этом конфликт лег в основу опубликованной в «Современнике» статьи Н. А. Добролюбова, после чего Берви вынужден был подать в отставку. В апреле 1861 года студенты Казанского университета организовали панихиду по убитым карателями восставшим крестьянам села Бездны Спасского уезда Казанской губернии. На панихиде по «убиенным за свободу и любовь к отечеству» выступил профессор истории А. П. Щапов. Он признал погибших «жертвами деспотизма за давно ожидаемую всем народом свободу», которые разрушили «неправильное сомнение, будто бы народ наш не способен к инициативе политического движения», и закончил свою речь призывом к борьбе за свободу и лозунгом: «Да здравствует демократическая конституция!» После этого крамольный профессор был арестован, а девять наиболее активных студентов исключены из университета.
Осенью 1861 года более 300 студентов устроили политическую демонстрацию, вошедшую в историю Казанского университета как «Октябрьский бунт». 46 участников демонстрации после этого были исключены из числа студентов. Среди исключенных был Д. В. Каракозов, который через пять лет на набережной Невы у Летнего сада совершил покушение на царя.
В 1870 году разыгралось так называемое «дело Лесгафта». Профессор физиологической анатомии П. Ф. Лесгафт осудил незаконные действия ставленника министра просвещения графа Д. А. Толстого — попечителя Казанского учебного округа П. Д. Шестакова в статье, опубликованной в одной из столичных газет. После этого «по высочайшему повелению» Лесгафт был из университета уволен «без права учебной
