появились партизаны, немцы настроили вдоль пути дотов и вышек. Одна такая вышка была как раз напротив нашей деревни. На ней день и ночь находились два фашиста с пулеметом. Из окна нашей хаты было видно, как внимательно они осматривали местность.
С другой стороны деревни начинался лес. Там часто бывали партизаны из отряда «За Родину». Я встретил их однажды, когда ходил по ягоды. Командир отряда Гончаров подробно расспросил меня, кто я такой и откуда. Я рассказал, что сирота, живу у тетки Пелагеи и вот пришел по ягоды. Он внимательно выслушал меня и спросил, есть ли в деревне немцы.
— Нет, — ответил я. — Только двое, что на вышке сидят.
— А оружие у тебя есть?
— Нету, но найти можно.
Тогда он попросил, чтобы я собирал для его людей что попадется — патроны, винтовки, гранаты. Я пообещал.
В лесу мы часто находили спрятанные винтовки, гранаты. Кое-кто из ребят брал их себе, иные просто примечали места, где видели оружие. Когда я передал им просьбу командира, они помогли мне собрать около сотни гранат, 30 винтовок. Был у нас и ручной пулемет Дегтярева. Когда я все передал командиру, он, пожимая мне руку, сказал:
— Спасибо, Витя, за помощь.
Мне очень радостно было слышать похвалу из уст самого командира.
Между тем немцы чаще стали заглядывать в деревню. Они забирали хлеб, одежду, сало, кур. Недалеко от нас сожгли деревню Рыбцы вместе в людьми, Лутищи, Зазерку… Гитлеровцы перебили всю семью наших соседей — Лукьяновых. Помню, когда я зашел к ним в хату, они лежали, распростертые, на полу. Впервые в жизни я видел убитых. Мне стало страшно, и по спине пробежали холодные мурашки.
Я торопился выскочить во двор.
Ночью люди ушли в лес, к партизанам. Я тоже решил пойти. Командир взвода Володя Осипчик, молодой парень, спросил у меня:
— Сколько тебе лет?
— Двенадцать.
— Мал еще. Подрасти.
Я стал упрашивать, а он и говорит:
— Ты не помог бы нам взорвать вышку? Подумай. Постарайся познакомиться с немцами, а потом приходи.
Я пошел домой и стал обдумывать, как это сделать. Потом взял несколько яиц и пошел к немцам. Маленьких детей они не боялись и подпускали к себе. Я взобрался на вышку и попросил:
— Пан, дай сигарету!
— Дай яйка, — ответили оба в один голос.
Я достал из кармана яйца и подал немцам. Они обрадовались, о чем-то залопотали по-своему и дали мне четыре сигареты. Я тут же закурил. Один из них поглядел на меня, улыбнулся и сказал:
— Гут, киндер!
На вышке я увидал кровать, ручной пулемет и чугунную печку. Была поздняя осень; немцы боялись холода и все время жгли печку.
На другой день я снова пошел к ним. Младший стоял возле пулемета, а тот, что постарше, возился у печки. Я попросил закурить. Старший достал сигарету и на ломаном русском языке велел мне принести дров. Я спустился с вышки, насобирал обрезков досок и отнес им.
— Гут! — сказал старший.
Спустя несколько дней они привыкли ко мне, и я свободно ходил к ним на вышку. После этого я снова отправился в отряд и рассказал обо всем Осипчику.
— Придумано неплохо, — сказал он.
Партизаны дали мне тола и научили, как им пользоваться. Тол был завернут в тряпицу и перевязан нитками. Я сунул сверток в карман.
— А теперь иди. Выполнишь задание — беги к нам, — сказал Осипчик и назвал место, где они будут дожидаться меня.
Я пошел. День выдался солнечный. Люди копали картошку. В голову лезли невеселые мысли. А что, если немцы догадаются? Ясно — схватят и повесят. Но я старался отогнать подальше такие мысли. «Немцы знают меня. Им и в голову прийти не может, что я осмелюсь их взорвать», — успокаивал я себя.
Подошел к железной дороге, нашел кусок проволоки и согнул ее на конце крючком. Насобирав дров, стал подниматься на вышку. На одном столбе я заметил щель, быстро сунул в нее крючок и закрепил так, чтобы он не вывалился. Потом поднялся наверх и бросил дрова возле печки. Фашисты обрадовались, дали мне сигарету. Я закурил и стал спускаться. Сердце бешено колотилось, но я старался держать себя в руках. Поравнявшись с крючком, я в два счета подвесил на нем тол и немецкой сигаретой поджег шнур. По лестнице спускался торопливо: боялся, что тол взорвется раньше, чем я отойду.
Очутившись на земле, я сначала пошел скорым шагом, а потом припустился бежать. Бежал и думал: «А вдруг не взорвется?» Но не успел пробежать и сотни метров, как позади раздался оглушительный взрыв. Я оглянулся и увидел густой столб черного дыма. Меня охватил еще больший страх, и я поднажал, чтобы быстрее добежать до леса. Лесом пробрался в поселок Боровые. Там, километрах в пяти от железной дороги, меня поджидали партизаны. Увидав меня, запыхавшегося и взволнованного, Осипчик спросил:
— Взорвал? В ответ я только кивнул головой.
— Хорошо. Пойдем с нами, — сказал он и повел меня к командиру роты, который был в это время в деревне Пристань.
— Вот тот мальчуган, что вышку взорвал, — сказал ему Осипчик. Командир оглядел меня с ног до головы. — Молодчина! Останешься у нас, в отряде, — и отдал приказ зачислить во взвод Осипчика.
За взрыв сторожевой вышки меня наградили медалью «Партизану Отечественной войны».
Мужество
В начале войны мы выехали из Минска и поселились в поселке Выжары Смиловичского сельсовета Руденского района. Тут жило много партизанских семей.
В окрестных лесах действовал партизанский отряд Зельникова. Моя мать поддерживала с ним связь, получала листовки, а я со своими подружками разносила их по деревням.
Однажды мы собрались на опушке леса и стали играть «в партизан». Вдруг прибегает мальчик Витя и говорит мне:
— Поля, беги домой. Полицаи твою маму забрали.
Я со всех ног помчалась в поселок. Мамы дома не было. Бабушка Ганна, которая жила в одном доме с нами, сказала, что полицаи приехали на санях и увезли маму. А за что, она и не знает.
— Куда же ее повезли?
— Не знаю, — ответила старушка. — Они ничего не говорили.
Отца моего немцы повесили еще в сорок первом году. Потом забрали старшую сестру Раю и увезли неизвестно куда. А теперь схватили и маму. Я осталась одна. Что делать? Я не выдержала, села на скамью и горько заплакала.
Спустя несколько минут на улице послышался скрип снега. Я выглянула в окно. К хате подкатили сани, в которых сидело семеро полицаев. Один из них, увидав меня в окне, поманил пальцем. Я быстро утерла слезы, оделась и вышла. Изо всех сил стараясь казаться спокойной, спросила, что им от меня нужно.
— Садись и поедем, — велел старший.
— А куда? — спросила я.
— Не твое дело! — грозно прикрикнул он. — Куда повезем, туда и поедешь.
Я села в сани. Дул острый ледяной ветер, но я не замечала холода. Я думала о маме. По дороге
