известная легенда о драугре входит в саги Гретира. После смерти Глем превратился в живой труп. Он стал убивать людей и домашний скот. В конце концов Глему отрубают голову, а труп сжигают.
Итак, общественный интерес постоянно возвращается к все той же будоражащей воображение теме вампиризма. Вампиры по-прежнему в моде. Разные общества и ассоциации выпускают газеты и иные издания – как научнЬго, так и литературно-художественного плана.
Работает нью-йоркский клуб «приверженцев графа Дра-кулы», членами которого состоят любители острых ощущений. Клуб выпускает бюллетень-дайджест всего самого-самого свежего по теме: обзоры статей, книг, фильмов, даже игр. Джон Веллутини из Сан-Франциско печатает серьезный «Джорнэл оф вампиролоджи», научно подходит к проблеме, особенно к теме африканских вампиров, совершенно не освещенной в творчестве Монтегю Саммерса и более поздних исследователей. Веллутини считает, что расизм и культ элитарности способствовали формированию восточноевропейского типа вампира и это вытеснило более правильную с исторической точки зрения версию о вампирах-простолюдинах.
«Общество графа Дракулы» из Лос-Анджелеса предприняло серьезное изучение фильмов ужасов и готической литературы и выпускает годовые отчеты о своей деятельности. А вот «Общество изучения вампиров Марти Рикардо» не проявляет особой активности, и издававшийся им журнал заглох; однако его офис в Иллинойсе продолжает работать и выпускает библиографию по вампирологии – самую полную и интересную, по мнению специалистов.
В Нью-Йорке существует центр по изучению вампиров во главе с «вампирологом» Стивеном Капланом; здесь собрана богатая тематическая библиотека. Каплан рассылает специальные опросники тем, кто Считает себя вампирами или подозревает в себе соответствующие наклонности. Каплан считает, что сегодня в Северной Америке живет 150 – 200 вампиров, а всего в мире их около 500. За время своей вампирологической деятельности Каплан участвовал более чем в 1400 радио– и телепередачах. Что ж, наверное, он знает, что делает.
Образ вампира претерпел значительные перемены – от коварного грозного хищника XVI века – к таинственной личности, как доставляющей радость, так и внушающей страх.
Интерес к вампирам не утихает с годами!
КРОВАВАЯ ГРАФИНЯ
(Портрет вампира на Фоне венгерской истории)
В 1729 году один ученый монах-иезуит случайно наткнулся в будапештском архиве на странный документ, который из-за своего жуткого содержания пролежал погребенным под другими бумагами еще целый век. То были судебные материалы по делу графини Эржебет Батори, которая уверовала в то, что кровь убитых ею молоденьких девушек сохранит ее молодость и красоту. Чудовище из Чейте – так назвали ее местные жители – стало женским вариантом насильника и садиста Жиля де Рэ, Синей Бороды, перед которым она, кстати, преклонялась. В чем была причина кровавых оргий этой женщины? Было ли это одним из проявлений вампиризма или садизма? А может быть, целого комплекса патологических свойств ее натуры? Специалистам еще предстоит ответить на эти вопросы, ведь до сих пор о деяниях Кровавой Графини было известно ничтожно мало.
Отечественному читателю впервые предстоит познакомиться с этим расследованием.
Это произошло во времена, когда люди верили в волшебную силу потенциллы, когда на городских рынках и в магазинах можно было купить мандрагору, выкопанную на рассвете из-под ног повешенного. В ту эпоху никого особо не заботили случаи исчезновения детей и юных девушек: с такого рода происшествиями лучше было не иметь дела. Что происходило с их сердцами, с их кровью? Может, из них приготовляли приворотное зелье или использовали при получении золота? Что случалось с исчезнувшими людьми в Венгрии, возможно, самой отсталой стране феодальной Европы, обреченной на длительную войну с могущественной Османской империей?
Странствующему художнику довелось запечатлеть Эржебет Батори, графиню Надашди в расцвете ее красоты. Кто был этот безымянный живописец? Итальянец? Фламандец? В чьих мастерских обучался он прежде того, как начал бродить от замка к замку и писать свои грубые портреты? От него осталось только потемневшее от времени полотно с большой буквой «Е» в правом верхнем углу. Это инициал изображенной на картине женщины – Эржебет, составленный из трех волчьих клыков, крепящихся на помещенной вертикально челюстной кости. А чуть выше – орлиные крылья, скорее тяжело обвислые, нежели парящие. Вокруг монограммы свился в кольцо дракон – символ древнего дакийского рода Батори.
Окруженная грифонами, крыльями и волчьими клыками, как гордо держится во мраке полотна эта женщина!
Она была блондинкой, но только благодаря модному в ее время итальянскому изобретению – частому мытью головы пеплом и отваром фенхеля и ромашки, а затем – полосканию волос в настое венгерского шафрана. Именно так: и длинные темные локоны, которые слуги часами держали перед горящими свечами зимой и у залитого солнцем окна – летом, и лицо Эржебет, покрытое слоем кремов и мазей, стали светлыми.
В соответствии с модой, к тому времени уже устаревшей во Франции, ее убранные волосы едва видны на портрете: они скрыты под жемчужной диадемой. Этот жемчуг венецианцы привозили на своих судах из той самой Турции, которая оккупировала восточную и центральную часть Венгрии. Вся Европа в то время жила под знаком жемчуга: двор Валуа в Париже и многочисленные замки в провинции, строгий двор английской королевы Елизаветы, чьи воротники, рукава и перчатки были унизаны им, и даже двор Ивана Грозного.
По правде говоря, Эржебет Батори пришла в этот мир не вполне человеческим существом. Она больше напоминала дерево, камень или волка, чем человека. Может, сама судьба ее семьи позволила распуститься этому особому цветку? Была ли она просто дочерью своего времени, когда разум все еще продирался сквозь туман первобытной дикости? Определенно то, что между Эржебет и окружающим миром существовал некий вакуум наподобие мягкой обивки в камере умалишенного. Об этом говорят ее глаза на портрете: она хотела схватить, но не могла прикоснуться. Именно это желание бодрствовать, но не жить породило в ней вкус к крови, к чужой крови. Возможно, в этом была загадка, скрытая и для нее самой.
Тем не менее она не относилась к мечтателям. Такой дух всегда пробивает себе путь сквозь оболочку банальных условностей. Темное море жестокости поднимается из глубин души посредством тщеславия, множества мелочей, домашних ссор и семейных неурядиц. Эржебет, безусловно, заботило множество проблем: воспитание троих дочерей, жизнь бесчисленных родственников и сотни других. Это волновало ее куда больше, чем музыка, романтическая поэзия или снегири и жаворонки. Но если ее придворные музыканты-цыгане принимались играть свои дикие мелодии или же на охоте она вдруг чуяла запах медведя или лисицы, ее отреченность исчезала в тот же миг. Позднее она возвращалась к придворным танцам, которые, хотя и исполнялись в венгерской манере – достаточно быстро, все же оставались холодными и безжизненными, как засохшая ветвь плюща.