было в 1923 году три тысячи заключенных, а в 1930 их стало 50 тысяч. По всей стране счет узникам пошел на сотни тысяч, а с 30-х годов — на миллионы.
Что же случилось? Новая революция? Нет, она давно свершилась. Закончилась также и гражданская война. По какой же причине вдруг обнаружилось столько врагов у советской власти? Причина была одна — упомянутое выше постановление Совнаркома от 1928 года. Финансовых средств на строительство у государства не было, работать за нищенскую зарплату, причем в адских условиях, добровольно никто не стал бы… Но ведь кто-то должен был строить уже запланированные каналы, железные и шоссейные дороги, электростанции, заводы, работать на расширяющихся шахтах, нефтяных и других месторождениях, на разрастающихся лесоповалах…
Возьмите любую большую стройку в СССР — начиная с 30-х годов около нее сразу можно обнаружить концлагеря. Уже в 1931 году был сформирован огромный комплекс концлагерей — БелБалтЛаг для сооружения Беломорско-Балтийского канала. В том же году был создан и Северо-Уральский филиал ГУЛАГа, который быстро разросся и разделился на два самостоятельных объединения концлагерей — СевУралЛаг и СоликамЛаг. И пошло-поехало!.. От огромного УхтПечерЛага быстро отпочковались Ухтинское, Печерское, Интинское и Воркутинское отделения. Каждое из них состояло из нескольких огромных лагерей, и все они обслуживали строительство бесчисленных промышленных объектов. Архипелаг ГУЛАГ быстро перешагнул Урал, распространился по Сибири и успешно обжил необъятный Дальний Восток. Заведенные в лагерях рабовладельческие порядки отличались чудовищной жестокостью. Известно, что раб всегда представлял для хозяина определенную ценность, зачастую немалую, денег стоил в конце концов. У нас же, с советскими рабами, своими же соотечественниками, никто не считался, они находились вне закона, во власти абсолютного произвола. ГУЛАГ знал, что жалеть их нечего, недостатка в них никогда не будет. Вот что пишет А. Солженицын о строительстве Беломорско-Балтийского канала:
«В первую зиму, с 1931 на 1932, сто тысяч и вымерло — столько, сколько постоянно было на канале. Отчего же не поверить? Скорей даже эта цифра преуменьшенная: в сходных условиях в лагерях военных лет смертность один процент в день была заурядна, известна всем. Так что на Беломоре сто тысяч могло вымереть за три месяца с небольшим. А тут была и другая зима, да и между ними же. Без натяжки можно предположить, что и триста тысяч вымерло.
Это освежение состава за счет вымирания, — продолжает Солженицын, — постоянную замену умерших новыми живыми зеками надо иметь в виду, чтобы не удивиться: к началу 1933 года общее единовременное число заключенных в лагерях еще могло не превзойти миллиона. Секретная „Инструкция“, подписанная Сталиным и Молотовым 8 мая 1933 года, дает цифру 800 тысяч».
Но это — статистика. В жизни она выглядела так (вспоминает Д. Витковский, работавший на стройке этого канала прорабом): «После конца рабочего дня на трассе остаются трупы. Снег запорашивает их лица. Кто-то скорчился под опрокинутой тачкой, спрятал руки в рукава и так замерз. Кто-то застыл с головой, вобранной в колени. Там замерзли двое, прислонясь друг к другу спинами. Это — крестьянские ребята, лучшие работники, каких только можно представить. Их посылают на канал сразу десятками тысяч, да стараются, чтоб на один лагпункт никто не попал со своим батькой, разлучают. И сразу дают им такую норму на гальках и валунах, которую и летом не выполнишь. Никто не может их научить, предупредить, они по- деревенски отдают все силы, быстро слабеют — и вот замерзают, обнявшись по двое. Ночью едут сани и собирают их. Возчики бросают трупы на сани с деревянным стуком. А летом от неприбранных вовремя трупов — уже кости, они вместе с галькой попадают в бетономешалку. Так попали они в бетон последнего шлюза у города Беломорска и навсегда сохранятся там».
А в середине 30-х годов развернулось строительство канала Москва-Волга, где объем работ в семь раз превышал объем на Беломорканале. Соответственно и полегло там народу в несколько раз больше.
С начала 30-х годов ГУЛАГ заработал так, как ни одно союзное министерство в нашей промышленности. Именно в усилиях ГУЛАГа с его рабовладельческой системой заключался секрет «успешного построения социализма в одной отдельно взятой стране», о чем торжественно объявил Сталин в середине 30-х годов. Рабский труд в лагерях и крепостной труд в колхозах составили основу всего нашего производства. ГУЛАГ и феодализм на селе стали не просто карательной системой немыслимого масштаба (страной в стране!), но и образом жизни. А. Солженицын свидетельствует о том времени: «В лагеря набирались далеко не только инакомыслящие, далеко не только те, кто выбивался со стадной дороги, намеченной Сталиным. Набор в лагеря явно превосходил политические нужды, превосходил нужды террора — он соразмерялся (может быть, только в сталинской голове) с экономическими замыслами. Да не лагерями ли (и ссылкой) вышли из кризисной безработицы 20-х годов? С 1930 года не рытье каналов изобреталось для дремлющих лагерей, но срочно соскребались лагеря для задуманных каналов. Не число реальных „преступников“ (или даже „сомнительных лиц“) определило деятельность судов, но — заявки хозяйственных управлений… В чем лагеря оказались экономически выгодными — было предсказано еще Томасом Мором, прадедушкой социализма, в его „Утопии“. Для работ унизительных и особо тяжелых, которых никто не захочет делать при социализме, — вот для чего пришелся труд зэков. Для работ в отдаленных диких местностях, где много лет можно будет не строить жилья, школ, больниц и магазинов. Для работ кайлом и лопатой — в расцвете двадцатого века. Для воздвижения великих строек социализма, когда к этому нет еще экономических средств».
Именно Сталин был инициатором и организатором советской рабовладельческой системы, при которой миллионы заключенных использовались на так называемых «великих стройках коммунизма». Какой же безразмерный цинизм заключен в этом термине, придуманном, кстати, тоже Сталиным. В 1947 году Сталин попросил сообщить ему о количестве заключенных в стране. Ознакомившись со статистикой, объявил: «Мало. Мы должны решать проблему кадров. Промышленности нужны люди». То есть вождь мыслил в XX веке категориями древних рабовладельцев, причем последних он явно превзошел. В государственных и партийных архивах, которые дошли до нас, хранится много документов, подобных этой директивной сталинской записке, это требования самых разных министерств и ведомств на столько-то тысяч (десятков тысяч) заключенных в качестве необходимой рабочей силы. По форме это — обычные, повседневные, привычные запросы, словно прораб выписывает стройматериалы… Не случайно лагерные рабы трудились всюду, от городского строительства (построили, например, новый Московский университет) до космических объектов и, самое главное и опасное, на бесчисленных и огромных предприятиях атомной промышленности, вплоть до урановых рудников.
Да, без заключенных мы не вошли бы в космический и атомный век в те сроки, как это у нас получилось. Ведь в этих областях, помимо научной работы, требовался черновой труд множества людей, причем в условиях тяжелейших. Кто теперь подсчитает, сколько заключенных было принесено на космический и атомный алтари. Наверное, побольше, чем на каналы, о которых речь шла выше. Известно, что из-за сталинского невежества мы проиграли атомную гонку (например, в этом деле нельзя было обойтись без кибернетики, которую Сталин торжественно запретил как буржуазную лженауку!). Удалось пуститься вдогонку за американцами только потому, что наши разведчики украли у них секрет атомной бомбы. В этом, например, призналась газета «Известия» в 1999 году: «Советская атомная бомба — точная копия американской, секрет которой добыли наши разведчики…» Но для того, чтобы наладить выпуск ядерного оружия, причем в кратчайшие сроки, нужно было бесчисленное количество рабочих рук. Тут снова лагерные рабы пригодились!
Так, начиная с 30-х годов без них мы не можем сделать ни шагу, ведь у нас всегда все требуется срочно (чтобы вчера еще было готово!), то есть в авральном порядке, без создания на месте гигантской стройки должной инфраструктуры, которая могла бы хоть минимально обеспечить условия жизни строителям. Только рабский труд заключенных отвечал таким требованиям, и без него у нас уже просто разучились обходиться. Обо всем этом я лишний раз и с неожиданной полнотой узнал в годы горбачевской перестройки, потому что они были богаты обилием новой информации, ранее недоступной, и новыми интересными знакомствами, каких до того быть не могло. Расскажу об одном случае.
Звонит мне как-то мой старинный приятель гроссмейстер Д. Бронштейн и просит принять в «Огоньке» «одного интересного человека». «Поговори с ним, не пожалеешь», — заключил он и добавил: «Он, кстати, профессиональный шахматист, автор нескольких прекрасных книг о шахматах». К этой игре я с детства был неравнодушен, и вот у меня появился Борис Самойлович Вайнштейн. Ему было уже за восемьдесят, но голова его работала превосходно, держался он бодро и оказался интереснейшим собеседником. Но мудрый Бронштейн прислал его ко мне не из-за шахмат. Оказалось, что Вайнштейн в течение многих лет работал
