автомобиль, ее производство куда сложнее. И главное — все надо было создавать заново. Начнем с того, что у нас не было урана. Даже для самого небольшого уранового котла требуются десятки тонн чистого урана, а он до этого в нашей стране нигде не добывался. Сначала его нашли не у нас, а в Германии. После ее поражения в войне несколько наших ведущих физиков прибыли в Германию и с помощью немецких специалистов разыскали там около ста тонн урана. Он был тут же вывезен в распоряжение Курчатова. Одновременно в Советский Союз прибыли десятки немецких физиков под руководством известного ученого Н. Риля. Все они приехали к нам добровольно, так как у себя на разоренной родине им просто нечего было делать и не на что было жить. Группа Риля начала в 1945 году переоборудование завода «Электросталь» в Ногинске Московской области в урановый завод, для переработки руды в чистый металлический уран, который стал поступать в распоряжение Курчатова в начале 1946 года. Потом он говорил, что сто тонн трофейного урана сократили примерно на год срок запуска первого промышленного реактора, без чего нельзя было вести работу над созданием бомбы.
В нашем атомном проекте принимали участие многие немецкие физики и химики, группа под руководством Риля была только одной из них.
Так, для работы немецких ученых был создан большой атомный центр в Абхазии, под Сухуми. Они там жили со своими семьями. Для них было вывезено много научного оборудования из Германии. Например, известный ученый М. фон Арденне вывез в Абхазию свою лабораторию, для транспортировки которой потребовался целый поезд. Короче говоря, у них было все, кроме свободы. Наши специалисты высоко оценили вклад немецких ученых в создание ядерного оружия. Многие из них были награждены советскими орденами, а Н. Риль стал Героем Социалистического Труда, то есть был отмечен самой высокой наградой, какая тогда у нас существовала. Всего в СССР с 1945 по 1955 год работали в атомном проекте около 300 немецких специалистов. И гораздо большее количество ученых из Германии оказалось после войны на Западе. О чем это говорит? О том, что Гитлер, несомненно, имел большой потенциал для работы над собственной атомной бомбой, но пренебрег этой возможностью.
Сразу после войны такие же атомные центры, как завод в Ногинске или немецкое хозяйство в Абхазии, стали как грибы расти по всей стране. Первенец нашей атомной индустрии, завод в Ногинске, стал как бы эталоном для всей этой отрасли. Строго засекреченный объект за колючей проволокой. Подавляющее большинство рабочих — заключенные. Как пишет в своих воспоминаниях упомянутый выше Н. Риль, «работу выполняли в основном заключенные, преимущественно советские солдаты, вернувшиеся из немецкого плена. По возвращению на родину их встречали не цветами и танцами. Вместо этого они получили несколько лет заключения». К 1950 году этот завод давал в день около одной тонны чистого урана и на нем было занято 10 тысяч человек. Созданию завода, как и сотен других предприятий атомной индустрии, предшествовало следующее напутствие Сталина (по воспоминаниям наркома боеприпасов Б. Ванникова):
«Я хотел с вами посоветоваться — как организовать работы по созданию атомной бомбы. Берия предлагает все руководство возложить на НКВД, создать в НКВД специальное Главное управление… Такое предложение заслуживает внимания. В НКВД имеются крупные строительные и монтажные организации, которые располагают значительной армией строительных рабочих, хорошими квалифицированными специалистами и руководителями. НКВД также располагает разветвленной сетью местных органов, а также сетью организаций на железной дороге и на водном транспорте…»
В нескольких последних строках, приведенных выше, вождь ловко охарактеризовал необъятную империю по имени ГУЛАГ, назвав заключенных «рабочими», а тюремщиков — «руководителями». Так на базе ГУЛАГа началось создание другой империи — атомной. Как и ГУЛАГ, она распространилась по всей стране. В 1946 году были найдены месторождения урана в разных районах Советского Союза. О сложности, трудности и опасности таких разработок известно давно. А в то время трудности эти усугублялись тем, что, несмотря на отсутствие у нас какого-либо опыта, требовалось получить как можно больше урана в самые сжатые сроки. Первые его партии начали поступать из Таджикской ССР в 1947 году, где был создан Ленинабадский горно-химический комбинат. Рабочие на рудниках (разумеется, заключенные) не знали, что добывают уран, официально они добывали «спецруду», а в документах она называлась «свинцом» или продуктом «А-9». Нашли уран также на Колыме. Сначала, в 1946 году, урановую руду отправляли оттуда самолетами, а в 1947 году там построили обогатительную фабрику.
Повторим, что всех вновь созданных центров атомной индустрии не перечислить! Так, например, в ста километрах от Челябинска построили первый промышленный реактор и химический завод «Маяк». Этот центр стал называться «Челябинск-40». Там работали десятки тысяч заключенных. В 1947 году приступили к строительству сразу трех атомградов (сверхзасекреченных резерваций) в Свердловской области. И все это строилось на костях заключенных, за счет их рабского труда. Уже цитировавшийся выше наш историк А. Иойрыш свидетельствует:
«Все стройки, рудники, „Атомграды“, даже институт в Москве (тогда Лаборатория № 2, теперь — Институт атомной энергии им. И. В. Курчатова) — на всех этих объектах работали заключенные. В здании, где сегодня клуб института, была тюрьма, оно было огорожено высокой глухой стеной, на углах — вышки с автоматчиками. Сооружение, в котором был пущен первый атомный реактор (как тогда говорили, котел), соседние здания — все возводилось руками заключенных. А нынешний международный центр ядерных исследований в Дубне! Его первыми строителями тоже были заключенные… На атомных стройках их были многие тысячи. Все это связано с именем Берии».
В воспоминаниях о Курчатове, написанных атомщиком И. Лариным, говорится: «Приходят на память и тревожат душу жертвы атомных аварий и полигонных испытаний оружия. Их численность измеряется многими тысячами. Всплывают в памяти лагерные зоны с колючей проволокой и грязными бараками, колонны оборванных заключенных, среди которых тысячи бывших солдат, прошедших немецкий плен». Но страдали и погибали без счета не только рабы атомного ГУЛАГа. Тот же Ларин пишет:
«Из-за спешки с первой атомной бомбой, жидкие радиоактивные отходы плутониевого завода в Челябинске-40 пришлось сбрасывать в речку Теча. Вода реки и все, что в ней жило и плавало, стали радиоактивными сверх всякой меры. А по берегам, в пойме стояли села и деревни, жили люди. Они, естественно, ничего об этом не знали — секретность была превыше здравого смысла. Брали воду из реки для хозяйственных нужд, рыбачили, а дети летом купались. Знал ведь об этом академик (имеется в виду Курчатов —
Сколько таких же атомградов, вернее, городов-резерваций и одновременно страшных экологических бомб, было разбросано по всей стране! Об одном из них вспоминает академик А. Сахаров:
«Арзамас-16 представлял собой некий симбиоз из сверхсовременного научно-исследовательского института, опытных заводов и большого лагеря… Руками заключенных строились заводы, испытательные площадки, дороги, жилые дома для сотрудников. Сами же они жили в бараках и ходили на работу в сопровождении овчарок… У начальства была одна проблема — куда девать освободившихся, которые знают месторасположение объекта, что считалось великой тайной… Начальство разрешало проблему простым и безжалостным, совершенно беззаконным способом — освободившихся ссылали на вечное поселение в Магадан, где они никому ничего не могли рассказать».
Ужасы атомного ГУЛАГа всем этим не исчерпывались. Ж. Медведев в своей работе на эту тему пишет:
«Главные опасности на всех объектах были связаны с радиацией. Вернее, воздействие радиации в то
