А. Лукьянову, председателю Комитета по законодательству и судебно-правовой реформе Госдумы. Этот старый партийный царедворец так ответил на предложение Московской городской думы: «… В связи с изложенным, Комитет по законодательству и судебно-правовой реформе рекомендует данный проект к отклонению». Что ж! В свое время такие речи, подобные лукьяновским, уже звучали! В 1939 году, когда Гитлер и Сталин заключили дружественный союз, министр иностранных дел СССР Молотов, выступая перед Верховным Советом, заявил: «Идеологию гитлеризма, как и всякую другую идеологическую систему, можно признавать или отрицать, это — дело политических взглядов. Но любой человек поймет, что идеологию нельзя уничтожить силой, нельзя покончить с нею войной. Поэтому не только бессмысленно, но и преступно вести такую войну, как война за „уничтожение гитлеризма“».
Вот как коммунисты умеют выворачиваться наизнанку, когда им это нужно! Достойному молотовскому ученику Лукьянову, юристу по образованию, видимо, неведомо, что по законам Германии, Франции, Австрии, имевших дело с фашизмом, считается уголовно наказуемым не только пропаганда фашизма, но также «отрицание нацистских преступлений, геноцида, уничтожения евреев в газовых камерах». Да, таковы сегодня законы на Западе. А у нас?! Московская фашистская газетенка «Штурмовик» открыто пишет так, что сам Гитлер позавидовал бы! Вот несколько цитат из «Штурмовика»:
«Если ты ниггер или косой, хачик или еврей, — расплатой за твой облик будет очередь хороших ударов по разным частям тела».
«Настоящие Русские Националисты уже давно ответили на два извечных вопроса Российской истории: Кто виноват? — Жиды! Что делать? — Мочить!»
«Самым главным нашим врагом является не казах и не жид, а Русский, продавшийся всем этим мразям. Мы будем истреблять всех, кто против нас!»
«Если понадобится потопить в крови два миллиарда инородцев и иноверцев, мы колебаться не будем».
Люди, вернее, нелюди, пропагандирующие подобные взгляды и действующие согласно им, спокойно живут среди нас, для них в России закон не писан!
В связи с разгулом у нас сталинизма и фашизма не может не обратить на себя внимания и такой удивительный факт: оказывается, и сегодня, через полвека после смерти Сталина, у нас не рассекречен его личный архивный фонд. Об этом поведала наша пресса на исходе 1999 года. Среди многих сотен дел, связанных непосредственно с деятельностью Сталина, находятся такие, как «Дело врачей», «Катынское дело», «Корейская война», переписка Сталина с его главным опричником Ежовым…
Оказалось также, что кто-то изъял из сталинского фонда много документов, в том числе медицинский журнал о ходе болезни и смерти вождя, который велся со 2 по 5 марта 1953 года. Кто-то основательно подчистил важнейший архив, которому цены нет! По этому поводу академик-секретарь отделения Российской академии наук А. Фурсенко свидетельствует: «В делах — следы разорванности. Это — результат проведенного в 90-е годы, в том числе в последний период, интенсивного переформирования… Нигде, ни в одной стране мира подобного рода действия невозможны. Они противозаконны. В данном случае это сделано не только непрофессионально, но выглядит как сознательная попытка затруднить ученым доступ к документам и их изучению…»
Снова встает вопрос: почему все это происходит? Да потому, что эра Сталина у нас никак не может завершиться, практически она еще продолжается. Вот такой, например, факт из моего общения с А. Яковлевым, главным идеологом горбачевской перестройки, о котором выше уже не раз упоминалось.
Среди множества иностранных визитеров, зачастивших в журнал «Огонек» в годы горбачевского правления (а значит, и яковлевского), к нам в редакцию приехала группа сотрудников французского журнала «Актуэль». Три дня они провели в наших стенах. Главному редактору Коротичу, как всегда, было некогда, и заниматься с ними пришлось мне. В результате они посвятили «Огоньку» в одном из своих номеров 26 страниц текста и фотографий, обильно меня цитировали и при этом почему-то назвали главным редактором журнала. Как только этот номер «Актуэля» дошел до Москвы, мне позвонил Яковлев и поинтересовался, когда это я стал главным редактором «Огонька» без его ведома. Затем он в ходе нашего долгого разговора подробнейшим образом изложил мне историю о том, как и почему его направили в 70-е годы послом в Канаду, освободив от высокой должности в ЦК партии. Для обычного делового телефонного разговора он был в тот раз слишком многословен, и у меня осталось весьма странное впечатление от нашей беседы. Ведь он, думаю, должен был понимать, что мне-то подробности его выдворения из ЦК давно хорошо известны, а он зачем-то все это вспомнил и мне изложил. Говорил он со мной по «вертушке», правительственному телефону, который в одном экземпляре наличествовал в нашей редакции и который, разумеется, прослушивался и записывался. Значит, ему зачем-то это было нужно! Что Яковлев! Мой главный редактор Коротич рассказывал мне, как сам Горбачев в своем кабинете говорил на невидимую аудиторию, то есть на запись, на прослушивающее устройство.
Я бы не рискнул приводить этот факт здесь со слов Коротича, если бы он сам не повторил позже этот рассказ на газетных страницах. Вот отрывок из его интервью «Московскому комсомольцу» в сентябре 1991 года, то есть сразу после ухода из «Огонька». Ему был задан и такой вопрос:
«— Вы вынуждены были ходить на ковер и к Крючкову (тогдашний глава КГБ. —
— Не знаю, не знаю, — отвечал Коротич. — Я убежден, что он прослушивался. И знал об этом. Когда он орал на меня, это было так на него не похоже. В этом было что-то непонятное. „Лигачев уже семнадцать лет в ЦК, я в нем уверен, — шумел Михаил Сергеевич. — Ты что, учить меня будешь, кто мне друг, а кто враг?“ — спрашивал он, срываясь на крик, но с совершенно спокойными и доброжелательными глазами. А я давился бутербродами с вареной колбасой, которыми он меня угощал, и ничего не соображал. Потом уже Яковлев дал мне понять, что генсек спасал меня от Политбюро, на котором меня должны были воспитывать.
И Горбачев взял на себя личную миссию — воспитать меня. И несколько раз еще Горбачев устраивал такие спектакли, рассчитанные на засекреченные глаза и уши… Я думаю, мы долго еще не узнаем истинного уровня его зависимости. И того, как он в те годы выруливал сквозь главные рифы. Он бы вполне мог на них разбиться, и мы тогда ничего бы не узнали… Горбачев помимо всего прочего говорил мне в своем кабинете: „Ты вот Чебрикова (из КГБ. —
Ничего себе нравы цековского двора! Подслушивают друг друга (это еще Сталин начал делать в 20-е годы), как бы кто кого не подсидел! Эти нравы, как, впрочем, и многие другие, сохранились и при Ельцине. Можно вспомнить, как в 1999 году разразился скандал в связи с тем, что, как оказалось, самого Ельцина, его ближайшее окружение и его родню тоже прослушивали. Значит, сталинские традиции при кремлевском дворе дожили и до XXI века… Это — наша трагедия. Но еще, пожалуй, страшнее другое: снова ожил и набрал силы российский большевизм, одновременно все громче заявляет о себе и наш доморощенный фашизм. Это явление вполне можно рассматривать как реванш сталинизма, от которого мы так и не смогли избавиться. Кроме самих себя винить нам в этом некого.
Эту завершающую главу книги можно было бы назвать не «Продолжение следует?», а «Повторение
