поворотах. На целый час обгоню свой график».
Слаженность и четкость работы увлекли не только ее, но и Ленечку, и Веру, стоявших у сеялок. Вера склонна была простить Евфросинье даже акты и скандал на семенном складе: «Евфросинья не только на язык, но и на работу злая. Оглянуться не успели, как полполя засеяли».
Вдруг мерный рокот стал перебиваться. Казалось, машина захлебывается. Агрегат пошел медленнее.
— Не тянет. Мощность упала, — сказала Евфросинья и успокоила помощников: — Сейчас я его двину! Он у иеня долго не простоит.
Трактор действительно снова пошел нормально, но через четверть часа совсем застопорил.
Евфросинья лихо соскочила на землю.
— Сейчас дойму старика, сейчас будет порядок! Она возилась у машины — лазила и под нее и на нее, а трактор не двигался.
— Вызови ремонтную летучку! — посоветовала Вера. — Вот еще! — сказала Евфросинья. — Сама слажу. Вызвать ремонтную летучку она не могла. Не дальше, как вчера вечером, на собрании в МТС она во всеуслышание похвалялась перед трактористами и ремонтниками:
— У какого тракториста голова на плечах, тому летучка не нужна, тот сам машину понимает. Я без летучки обходилась и впредь обойдусь.
— Ой, не зарекайся, не обойдешься, — сказал ей Витя-диспетчер.
— Обойдусь.
— Хвастаешь! Не обойдешься! — подзадорили трактористы.
— Обойдусь!
— Поживем, увидим!
— Вот и увидите!
— Видали одну такую!
— Таких, как я, еще не видывали!
Разговор произошел не раньше, не позже, а, как назло, вчера вечером. Трактористы были зубастые ребята и не упустили бы случая посмеяться над хвастливой и злой на язык Евфросиньей. Она знала это и согласилась бы скорее живой лечь под трактор, чем вызвать летучку.
«Настю бы мне!.. — думала она. — Один выход — Настю!» Но Настя ночью подменяла заболевшего тракториста и с утра, обеспечив бригаду всем необходимым, ушла спать. До села было пять километров.
— Вера, Ленечка, бегите бегом за Настей.
Петр в полдень ехал в поле с конной сеялкой, проездов завернул посмотреть, как идет тракторный сев, и не узнал жены. С ног до головы выпачканная землей, керосином, автолом, жалкая и растрепанная, она в полном одиночестве сидела на земле возле неподвижного трактора. Пестрая косынка, обычно кокетливо повязанная, теперь плачевно болталась где-то между затылком и плечами. Тугие кудряшки растрепались, торчали штопорами на макушке — Евфросиньины волосы обладали редкой способностью стоять вертикально. Поле было пустынно, и только унылая фигура Евфросиньи да молчаливый трактор возвышались на ровной поверхности.
Увидев Петра, Евфросинья отвернулась. Утром она составила на него акт за десятиминутный простой, а теперь она простаивала уже полчаса. Она представила себя на месте Петра и услышала все те злорадные и язвительные слова, которые она наговорила бы ему в отместку за акт, сжалась и втянула голову в плечи. Но Петр не язвил и не злорадствовал:
— Ты чего? Чего у тебя?
От его участливого тона ей стало совсем плохо.
Она убрала с глаз кудряшки, причем на лбу осталась длинная грязная полоса, глотнула что-то и кивком головы указала на трактор:
— Пойдет, пойдет, да встанет… Пойдет, пойдет, да встанет… — в голосе у нее послышались слезы.
— Летучку вызывала?
— Уехала в другую бригаду, — соврала Евфросинья. — Веру, Ленечку послала за Настей. Да ведь пока дойдут туда да обратно…
Она всхлипнула.
— Эй! — крикнул Петр. — Алексаша, выпрягай коня из сеялки и в момент на деревню за Настей. Скажи, что трактор стоит, а летучки нет. Пускай в этот же момент верхом на поле!
Евфросинья подняла заплаканные глаза:
— Петруня, а как же сеялка?
— Пусть лучше конная сеялка простоит двадцать минут, чем трактор простоит лишний час. А ты тем временем утрись, подбери слюни и попробуй, не торопясь, сама разобраться по порядку. Деталь за деталью.
Он расстелил брезент, и тихая, как тpaвинкa, Евфросинья по его команде покорно и беспрекословно стала разбираться в деталях. Петр с любопытством смотрел на разверзшееся нутро машины. На фоне двигателя переливались и блестели детали из меди и латуни. Трубки из цветного металла были начищены, и щегольские кольцевые полосы были наведены на них — этому щегольству Евфросинью научил Витя- диспетчер. Он сказал ей, чте так делается на деталях судовых машин.
— Красиво! — сказал Петр.
Вид этой бесполезной красоты, которой Евфросинья гордилась и хвасталась еще сегодня утром, окончательно вывел ее из равновесия. Сколько было стараний, надежд и радостей — и все зря! Слезы часто закапали на латунь и медь.
— Это ты что ж, вместо автола? — пошутил Петр. — Ну, чего ты ревешь? Бывает и у опытных трактористов. Случается…
Вскоре приехала Настя.
— Поршневые кольца сработались, и свечи забрасываются маслом при снижении оборотов. Этому делу можно помочь.
К довершению всех Евфросиньиных напастей в обед, когда все полеводы собрались на поле, появилась Лена, работавшая агитатором, и принесла боевой листок. Евфросинья смотрела на боевой листок, не чуя в нем лиха: работала она хорошо, а слухи о ее сегодняшних злоключениях еще не успели дойти до МТС, но когда Лена стала вслух читать статью «О том, как трактористы отремонтировали сеялку и бороны для полеводов», Евфросинья окончательно приуныла. Она боялась, что и Вера, и Петр, и другие полеводы после чтения будут ругать ее за то, что она только задирала их да составляла акты, когда портилась конная сеялка. Но заговорили не полеводы, а Настасья:
— Тут мы промахнулись. Акты составляем, а помощи в ремонте не оказываем. Тут нужен двусторонний подход. Если уж мы считаем себя за передовых, то надо и по сознательности тоже быть передовыми.
Вторая половина дня прошла без происшествий. Вечером, после смены, Евфросинья напекла мужу ватрушек и старательно угощала его:
— Ешь, Петруня, а то ты тощать начал! Ведь экая у тебя работа злая — хуже трактористовой.
Она была необыкновенно тиха и услужлива.
Петр поел и улегся спать, а она все ходила по комнате, все заглядывала в его сонное лицо.
Он украдкой наблюдал за ней из-под прикрытых век. В последнее время чаще всего он слышал от нее четыре слова: «Вот еще!» и «Чего еще!»
— К другим мужьям жены ластятся, — говорил он ей. — А ты у меня одно — шипишь, как змея.
Но за сегодняшний вечер она ни разу не сказала ему: «Вот еще!»
«Я тебя доконаю, — и с ожесточением, и с насмешкой, и с любовью думал он. — Я из тебя сделаю человека».
— Фросюшка, — произнес он притворно сонным голосом, — забыл тебе сказать. В Угрень в магазин велосипеды привезли. Покупай, уж если тебе больно хочется.
Каждое слово в этой как будто бы ленивой фразе было обдумано и рассчитано.
Спор из-за велосипеда шел между ними вторую неделю. Петр хотел подкопить еще денег на