надежде купить их у входа. К девяти вечера бальный зал был полон, гремела музыка, нарядные люди стояли кучками, поглядывая на “чужаков” и переговариваясь. Френсис, решив, что больше никто не приедет, оставила свой пост и направилась в зал, чтобы помочь людям общаться. Ее тут же осадили вопросами и просьбами. Подошел Перси.
– Ну вот, что я говорил? – хвастливо произнес он, делая первую фигуру котильона. – Разве это не успех? Так что перестань беспокоиться и вспомни, что ты танцуешь, а то двигаешься как замороженная.
– Прости, – с улыбкой сказала Френсис. Она отдалась музыке и ни о чем больше не думала, пока внезапно на глаза ей не попался герцог Лоскоу. Он стоял в проеме двери и смотрел на толпу. А ведь она так надеялась, что он не приедет.
– Явился не запылился, – проворчал Перси. Френсис, извинившись, направилась к герцогу.
– Ваша светлость, простите, пожалуйста, что я оставила свой пост, не дождавшись вас. Мне показалось, что все уже приехали.
Он улыбнулся.
– Камешек в мой огород? Приношу вам свои извинения, меня задержало одно дело.
– Нет, ну что вы! Вы, как всегда, пунктуальны. Это я виновата, почему-то решила, что все уже здесь, и открыла бал слишком рано.
Вот так-то, пусть знает, что она не высматривала его и даже не заметила его отсутствия.
– Что ж, за это вы со мной потанцуете.
Делать нечего. Она вложила пальцы в его протянутую руку, и он повел ее в только что начавшемся танце.
Время остановилось, больше того, оно потекло назад, пока они делали реверансы и поклоны церемонного менуэта, точно как и семнадцать лет назад. Френсис снова почувствовала себя юной девушкой.
– Знаете, через столько лет я лучше всего помню вас именно такой, – пробормотал Маркус. – Как вы изящно танцуете.
– Правда, милорд? – Френсис решила перевести все в шутку. – И это все?
– Нет, далеко не все, только я сомневаюсь, захотите ли вы слышать, что я еще помню.
Френсис понимала – надо оборвать этот разговор, но жившая в ее душе семнадцатилетняя девушка любила комплименты, и именно она возобладала в эту минуту. Френсис смеясь заглянула в лицо Маркуса.
– Неужели вы вспомнили что-то столь ужасное, что мне лучше этого не слышать?
– Ничуть не ужасное, наоборот, восхитительное. Смех у вас немножко хрипловат, волосы на шее завиваются колечками, а глаза горят, когда вы оживлены. И еще ваш рот. Но, пожалуй, я лучше остановлюсь…
У Френсис чуть не подкосились колени. Маркус твердой рукой поддержал ее, и постепенно она успокоилась.
– Лоскоу, мне показалось или вы в самом деле флиртуете со мной?
– Разумеется, – сказал он серьезно, но глаза его смеялись. – А вам это не безразлично, правда?
– Всякая женщина любит комплименты, только не следует принимать их всерьез, особенно когда они исходят от столь опытного сердцееда.
– Вот, значит, кем вы меня считаете? Господи, чего же стоят ваши ухажеры, если на их фоне я показался вам сердцеедом, ведь я годами сижу в деревне и не имею никакой практики.
– Не хотела бы я оказаться на месте юных дебютанток, если вы собираетесь практиковаться на них. В семнадцать лет сердечные переживания особенно тяжелы.
– Ничего такого у меня и в мыслях нет, – сказал он, посерьезнев. – Не понимаю, с чего вдруг вы это решили.
– Ну как же, говорят, вы ищете себе новую жену, для того и приехали в Лондон.
Он внезапно рассмеялся.
– Поэтому вы и говорили о семнадцатилетних? Это что, имеет какой-то особый смысл?
Френсис, которая гордилась своим умением направлять беседу, на этот раз почему-то смешалась.
– Ну, не особый, но мне показалось, от вас ждут, что вы сделаете выбор среди дебютанток этого сезона.
– Вот как? Интересно, как бы отреагировала Лавиния, приведи я ей мачеху чуть старше, чем она сама? – Маркус улыбнулся. – Вы можете себе это представить?
Френсис улыбнулась про себя. Да уж, леди Лавиния кого хочешь скрутит в бараний рог.
– Я, например, всего на двенадцать лет старше моей падчерицы, а мы очень любим друг друга, – возразила она.
– Ну, вы – это вы.
– И что это означает?
Танец подошел к концу, и он не ответил, а, отведя ее на место, откланялся со словами:
– Оставляю за собой вальс перед ужином. Ну уж нет, последнее слово будет за ней.
– Что я слышу? Человек, просидевший бог знает сколько лет в деревне, знает, как танцуется вальс?