— Вставай.
Юноша не двигался, только дрожал.
— Поднимайся!
Юноша по-прежнему не шевелился. Мужчина взял его за шиворот и грубо дернул вверх.
— Сними эту свою штуку.
— Нет. Не могу…
Незнакомец толкнул молодого человека к стене.
— Снимай!
— Я не стану…
Маска решительно сорвана, монеты, которые до этого лежали под наглазниками, запрыгали по мостовой.
Юноша стоял, крепко зажмурившись.
— Открой глаза, — приказал незнакомец. — Открой немедленно!
С усилием тот выполнил приказ.
— Ну и как?
Молодой человек замигал, испуганно оглядываясь.
— Нормально… Вроде бы нормально…
— Зря ты это придумал. Глупо, опасно и…
— Зря? Ты же знаешь, что за мной следят. Как, по-твоему…
Рядом послышался стон. Оба повернулись и увидели, что капитан еще дышит. Мужчина вытащил нож.
— Нет! — умоляюще воскликнул юноша. — Разве нельзя просто оставить его?
— Мы не берем пленников. Как и они. Это война. Пока необъявленная, но это не меняет ее сути.
— Знаю.
Незнакомец подошел к умирающему и быстро прикончил его, потом жестом позвал молодого человека за собой.
— Пошли. Не стоит тут задерживаться.
Они углубились в туман. Мимо проплыло существо, похожее на угря, пестрой окраски, с крыльями, слишком маленькими, чтобы летать. Извиваясь, оно оставляло за собой след оранжевых искр.
Кэлдасон спросил, гораздо мягче:
— Как ты себя чувствуешь?
— Мне страшно, — ответил Куч.
2
БЛИЗИЛСЯ РАССВЕТ. Туман сдавал свои позиции.
Валдарр, официальная столица островного государства Беальфа, пробуждался к новому дню. На улицах начали появляться его жители.
Как во всех больших городах, бок о бок соседствовали районы богатых и бедных. Кроме них имелись кварталы ни процветающие, ни нищенствующие — со скромными домами и соответствующей магией.
Через один такой район города быстро ехал закрытый экипаж, влекомый парой черных как смоль коней, с закутанным с головы до ног кучером. Мимо проносились ряды неприметных домов, изредка мелькали лавочки, рядом с которыми с шатких столов продавали дешевые амулеты.
Экипаж остановился, оттуда вышел закутанный в плащ мужчина. Кучер тут же щелкнул кнутом, и экипаж умчался. Дождавшись, пока грохот колес по мостовой смолк, человек в плаще с мрачным видом посмотрел по сторонам и только после этого вошел в распахнутую дверь лавки пекаря.
На деревянных полках, ожидая покупателей, лежали булки, пироги, ватрушки и кренделя. Впрочем, пока ими никто не заинтересовался — в помещении с низким потолком находилась лишь старуха за выщербленным временем деревянным прилавком.
Молча кивнув, мужчина прошел мимо нее, толкнул низкую дверь, затем спустился по каменной лестнице и, оказавшись перед гораздо более внушительной дверью, негромко постучал. Рассмотрев в “глазок”, его впустили.
В лицо ударил теплый воздух, посетитель с удовольствием вдохнул аромат свежего хлеба. Пекарня была длинная, тоже с низким потолком; повсюду стояли мешки с мукой и сахаром, корзины с сушеными фруктами. Вдоль стены, вплотную примыкая к ней, тянулась печь с несколькими духовками. Пекари в белых фартуках плоскими лопатками с длинными ручками подносили к духовкам формы с тестом.
Гостя узнали и приветствовали. Сняв плащ, мужчина небрежно бросил его на скамейку. Внешность у него была запоминающаяся — серебристые длинные волосы, яркие выразительные глаза. Он выглядел старше своих лет — большей частью из-за покроя одежды, сшитой из дорогого сукна.
Пробормотав: “Стар я стал для таких вещей”, он направился к последней из трех огромных духовок и обратился к столпившимся вокруг нее мужчинам:
— Не поможете ли вы мне?..
— Рады стараться, господин.
Старший пекарь, махнув пухлой рукой, подал знак остальным. Вперед вышел один из работников и распахнул дверцу печи, откуда вырвалось ревущее, опаляющее пламя.
Двое мускулистых рабочих, скрестив руки, усадили на них гостя и, поддерживая ему спину, подняли; затем принялись раскачивать туда и обратно, все быстрее и быстрее.
А потом швырнули прямо в печь!
Пламя казалось совершенно реальным, жар опалял. Мужчина едва сдержал крик, хотя и знал, что скоро все закончится.
Миг — и он пролетел сквозь пламя; яркий свет сменился тусклым освещением, иссушающий жар — приятной прохладой. Седовласый приземлился на груду набитых шерстью мешков и теперь тяжело, с хрипом дышал. С этой стороны иллюзия, сквозь которую он прошел, имела вид квадрата в стене, размером с окно; на его поверхности, точно масло на воде, медленно кружились неяркие цветные кляксы. И — никакого пламени.
— Вставай, патриций.
Далиан Карр поднял взгляд и уставился на протянутую мозолистую руку. Над ним, скептически улыбаясь, возвышалась женщина средних лет, хорошо сложенная, с крепким телом и широкими плечами.
— Гойтер…
Карр позволил ей помочь ему. Вставая, он шумно втянул воздух сквозь сомкнутые губы.
— Кости болят. — Это прозвучало как жалоба.
— Вздор! — фыркнула она. — Ты не намного старше меня. Перестань жалеть себя и займись полезным делом; это обычно улучшает настроение.
Высказавшись в столь характерном для нее духе, она развернулась и ушла.
Мужчина не смог сдержать улыбки, глядя, как она торопливо удаляется — наверняка чтобы найти очередную жертву для своих нотаций.
Ей было из кого выбирать. Это убежище оказалось гораздо больше пекарни, которую Карр только что покинул, и представляло собой огромный подвал, располагавшийся под несколькими соседними зданиями. Здесь трудились по крайней мере два десятка людей.
Карр отряхнул одежду — соприкосновение с мешками не прошло бесследно — и с любопытством огляделся.
Часть подвала была отведена под производство зачарованного оружия. За длинными столами сидели мужчины и женщины, все в хлопчатобумажных перчатках — нелишняя предосторожность, если имеешь дело с магической “артиллерией”. Под внимательным присмотром надзирающих чародеев на столах росли груды коконов с миражами, ложных сигнальных ракет, гранат со слепящими огнями. Небольшая группа девушек изготавливала средства защиты от подслушивания, замаскированные под ожерелья и браслеты.
После краткого обмена приветствиями патриций прошел дальше, к стрельбищу. Для проверки магических боеприпасов была выделена специальная зона размером три сотни шагов в длину и тридцать в ширину. Со всех сторон ее окружал защитный экран, практически прозрачный, если не считать еле заметного радужного оттенка, как у мыльных пузырей.
