– Мампо?
– Да, Кесс?
– Ты хоть понимаешь, что происходит?
– Мы друзья, и я тебя люблю.
Тут он как-то странно моргнул, но девочка гнула свое.
– Завтра нас посадят в эти сухопутные парусники, а другие вроде них станут нападать.
– Хорошо, Кесс.
– Ничего хорошего. Все они машут огромными ножами, которые изрубят нас на куски.
– Большие куски-то? Или так себе? – Мампо захихикал. – А может, масенькие – малюсенькие кусочки?
Однокашница присмотрелась повнимательнее.
– Покажи зубы, Мампо!
Самый глупый мальчик в школе послушно раздвинул губы. Так и есть – желтые пятна.
– Ты откуда взял тиксу, а?
– Мне так здорово, Кесс!
– Я спрашиваю, где эта гадость?
Дурачок полез в карман и вытащил целую горсть серовато-зеленых листьев.
– Какой же ты никчемушный, Мампо.
– Знаю. Зато я тебя люблю.
– Ой, лучше заткнись.
Бомен уставился на тиксу; в его уме созревал некий план.
– А может, и выйдет, – пробормотал мальчик.
– Что выйдет?
– Помните, мы прятались от урагана в разбитой повозке? Я почти успел разобраться, как она управляется. Хорошо бы нашего ныряльщика Мампо привязали на самом верху мачты, тогда бы…
Наутро, едва на востоке забрезжил рассвет, дозорные с высоких смотровых башен подали долгожданный знак: Омчака на горизонте! Огромное судно с точно такими же парусами и палубами, похожее на зеркальное отражение Омбараки, неуклюже ползло по равнине, щетинясь острыми мачтами на фоне размытого розовато-золотого неба. Города на колесах встали напротив друг друга, собираясь сблизиться, когда солнце поднимется выше.
Рака Девятый занял свое место на командирской палубе. Далеко внизу гремели лебедки и подъемные мостики, готовясь в любую минуту вызволить боевую флотилию. Мастера погоды суетились на внешних галереях с множеством хитроумных инструментов, готовили самые подробные отчеты, стараясь предсказать направление и скорость ветра – два ключевых вопроса, которые определяли точность пуска, а, следовательно, исход подобных сражений. Нельзя было выстреливать сухопутный корабль ни слишком рано (ведь чем дальше цель, тем больше опасность промахнуться), ни чересчур поздно (иначе судно не успеет разогнаться для атаки).
Между тем гиганты медленно ворочались на поле боя, стараясь занять положение повыгоднее. Неизбежно, как и всегда, получилось ни нашим ни вашим. Впрочем, это не имело значения, ведь оба флота строились в расчете на подобный извечный расклад.
И вот ослепляющие лучи утреннего солнца расплескались по барханам.
– Трубите в рога! – отдал приказ Рака.
Первая боевая песня огласила равнину с дозорной вышки, мелодию подхватили стражники по всей Омбараке. Протяжные, глубокие ноты захлестывали одна другую, словно морские волны, эхом перекликались между палубами.
Кестрель, Бомен и Мампо прекрасно все слышали. Узники понимали,
Троицу провели мимо колонны боевых крейсеров, приказали остановиться перед первым из легких парусников, которые здесь называли корветами. Повсюду солдаты – барраки, стоило им завидеть узников, плевались и выкрикивали ругательства:
– Презренные чаки! Полюбуемся, как ваши мозги брызнут фонтанами по ветру!
На подмостках толпились люди с длинными шестами в руках. Шесты эти заканчивались железными крюками, которые цепляли подвешенные судна и перемещали их в нужном направлении. Сейчас трое бородачей удерживали корвет поближе к палубе, дабы удобнее было сажать на борт пленных. Серебристые лезвия, неподвижно замершие перед битвой, ярко вспыхивали в лучах восходящего солнца.
Явился и седовласый Кемба – понаблюдать за гибелью шпионов. Мужчина по-приятельски подмигнул детям, затем обратился к угрюмому конвою:
– Привязать чаков к мачтам!
– Сэр, прошу вас, – вмешалась девочка. – Кажется, вы говорили, за битвой следит вся-вся Омбарака?
– Ну и что?
– Как же, ведь дело быстро кончится, неинтересно выйдет.
– И что вы предлагаете?
– Вот если бы нам позволили бегать по паруснику, получилось бы забавнее.
Советник смутился, потом задумался.
– Ну да! Спрыгнете – только вас и видели!
– Привяжите нас посвободнее, – посоветовала Кестрель. – И дайте какое-нибудь оружие, чтобы отбиваться. Вот тогда представление на славу выйдет!
– Нет, нет! – Кемба даже руками замахал. – Никакого меча предателям!
– А если багор? – Бомен указал на шесты с крюками, которые удерживали корвет на палубе.
– Это-то вам для какой радости?
– Ну… Может, мы прогоним вражеский флот.
– Прогоните? Палкой?
Старый советник ухмыльнулся. Мужчины загоготали. Они-то знали убойную быстроту и мощь, с которыми сухопутные суда врезались друг в друга.
– Хорошо, – промолвил Кемба. – Дайте пленным багор. Посмотрим, как они отпугнут флотилию чаков.
Под хохот и глумливый свист юных узников затолкали на корвет и привязали к срединной мачте (длинные веревки оказались тонкими, но ужасно крепкими, а те, кто завязывал узлы, постарались на славу). Следом, опять же под дружный смех, с корабля швырнули обещанную жердь. Кестрель что-то шепнула на ухо Мампо. Мальчик заулыбался, кивнул и подобрал оружие.
Воздух, казалось, искрился от напряжения. По всему западному флангу Омбараки флотилия ждала сигнала к бою. С качающейся палубы ведущего корвета близнецы могли насчитать четырнадцать огромных крейсеров перед собою и девять сухопутных парусников позади. А далеко-далеко, на разгорающемся востоке, мрачно вырисовывалась громадина Омчака, и ветер доносил звуки горнов.
Неприятельские суда на колесах начали медленно сходиться. Паруса военных кораблей еще не поднимали – не было распоряжения. Кестрель, задрав голову, смотрела на вздымающиеся палубы и галереи; сейчас там яблоку негде было упасть: мужчины, женщины и дети заполонили каждую свободную площадку и молча наблюдали. А под самыми облаками дозорные на вышках следили в подзорные трубы за подъемными мостами врага, готовые подать знак, если заметят первый же спущенный парусник.
