– Вдруг, – усмехнулась я.
– Короче, нужно узнать, во сколько.
– Хорошо соображаешь, – ответила я, а про себя подумала, что вот я-то соображаю плохо, иначе в первую очередь выяснила бы точно, во сколько убили добрейшую Екатерину Павловну. И теперь нужно выяснять это как можно скорее. И для этого придется позвонить Жоре Овсянникову. Может быть, он в курсе?
Я никогда не разбиралась в милицейских делах. И не знала, кто там в отделении работает, кто в прокуратуре или еще где и как это между собой связано. Я считала так: раз Жора Овсянников работает в милиции – значит, он в курсе всех криминальных дел города.
Только куда же мне девать подозреваемого? С собой тащить? Придется.
– Пошли, – сказала я, вставая с лавки и направляясь к телефонной будке на углу Полининого дома.
– Куда? – испугался Сергей.
– Узнавать, во сколько было совершено убийство. И устанавливать твое алиби. Да не бойся ты, я не собираюсь тебя сдавать. Подтвердится, что ты здесь ни при чем – ничего не скажу, что ты там был. Обещаю. Чтобы лишней канители не было.
– Пошли, – покорно ответил Сергей.
Дрюня Мурашов, почувствовавший, что теряет компанию, очень сильно закручинился. Он не очень хорошо понял, о чем мы тут беседовали, и постарался отговорить нас от дурацкой, по его мнению, затеи.
– Да чего вы, в самом деле, – тянул Дрюня. – Хватит вам ерундой заниматься. Давайте лучше выпьем, помянем женщину…
– Умолкни, – тихо сказал Сергей сразу заткнувшемуся под его тяжелым взглядом Дрюне. – Пошли, – повернулся он ко мне.
– И не вздумай убегать, – посоветовала я, – этим только подтвердишь свою вину, и никто больше не станет заниматься установлением твоего алиби.
Но Серега и не думал убегать. Он молча шел впереди нас с Дрюней. Дрюня тоже увязался с нами, потому как от души надеялся, что сейчас мы все выясним, перестанем, по его словам, «херней страдать», и все наконец-то спокойно выпьем за упокой души рабы Екатерины.
– Стой! – крикнула я Сергею, дойдя до телефонной будки. – Жетончик есть?
Сергей вывернул карманы, но ничего, кроме табачных крошек, там не нашел.
Запасливый Дрюня Мурашов вытащил отломанный язычок от пивной банки (напоминание о днях, наполненных роскошью!) и протянул мне.
– Что это? – удивилась я.
– Как чего? Жетончик! Не знаешь, что ли? Смотри.
Дрюня сунул язычок в щель для жетона и придержал его тонким цепким пальцем, после чего сказал:
– Говори номер!
Я продиктовала, и через полминуты уже беседовала с Жорой.
– Жора, здравствуй, дорогой, как твое здоровье? – распевалась я перед Овсянниковым как воспитанный человек.
– Спасибо, Оленька, хорошо, – отвечал не менее воспитанный Жора. – А ты как?
– Я тоже нормально.
– А Полина? – сразу же спросил влюбленный в бывшую жену Жора.
– И Полина нормально. Привет тебе передает, – добавила я, чтобы поднять Жоре настроение.
Овсянников сразу же воодушевился и произнес:
– Я, пожалуй, заеду к ней сегодня вечером. Или завтра.
– Заезжай, – разрешила я и подумала, что приличий соблюдено более чем достаточно и можно переходить к делу.
– Жора, у меня к тебе вот какой вопрос. Три дня назад была убита Екатерина Павловна Черногорова. Мне нужно знать, во сколько она была убита. Точно.
– А зачем тебе это? – сразу же задал свой любимый вопрос Жора. Он просто не может без него обойтись!
Я вдохнула поглубже и принялась объяснять, практически не кривя душой:
– Понимаешь, Жора, у меня есть кое-какая информация, которая может оказаться для тебя полезной, но я в этом не уверена. Поэтому мне нужно все проверить. Вот если мои предположения подтвердятся, то я тебе все сообщу. А если нет, то и не стоит об этом говорить и отнимать у тебя время.
Жора помолчал, переваривая услышанное, потом сказал:
– Хорошо. Я постараюсь узнать, но мне нужно время. Ты перезвони попозже, ладно?
– Попозже – это когда?
– Ну примерно через часок, договорились?
– А разве не ты этим делом занимаешься?
– Нет, ты знаешь, не я.
– Хорошо, я перезвоню через час, – ответила я, засекая время.
– Ну что? – тревожно спросил протрезвевший окончательно Серега Юдин.
– Ты же сам все слышал. Перезвоним через час. Пойдем посидим пока.
Мы вернулись на скамейку. Дрюня Мурашов пытался затеять веселый разговор, но его никто не поддерживал. Сереге вообще было не до смеха, а я обдумывала сложившуюся ситуацию. Если Серега сможет предоставить алиби на время убийства Екатерины Павловны, то моя версия лопнула. И придется опять ломать голову, кто бы мог это сделать.
Честно говоря, я была бы даже рада убедиться, что Серега здесь ни при чем. Несмотря на произошедшие с ним метаморфозы, я все равно относилась к нему с симпатией.
Через час, устав от бесплодных мыслей, я поднялась со скамейки и направилась к автомату. Приятели за мной. Жора на этот раз был не менее вежлив и сообщил, что смерть Екатерины Павловны наступила примерно в одиннадцать вечера.
– Так, – тихо сказала я Юдину. – Теперь думай, дружок, и вспоминай, где ты был в одиннадцать вечера пятнадцатого июля?
Серега наморщил лоб, потом быстро сказал:
– Я помню. Тетя Катя не дала мне денег, я был злой, потому что хотел выпить. И я пошел к Мишке Агафонову. У него тоже ничего не было. Но вскоре пришел какой-то его друг с бутылкой. Я просидел с ними где-то до одиннадцати, потом пришла Мишкина жена с работы и нас разогнала.
– Что же это у нее за работа, если она приходит домой в двенадцать ночи? – удивленно спросила я.
– Она в кафе работает. До десяти. А в тот день смену сдавала, поэтому задержалась.
– Ладно, проверим. Где твой Мишка живет?
– Да здесь недалеко. В частном доме.
– Пешком дойдем?
– Дойдем.
– Пошли, скомандовала я.
Серега пошел вперед. За ним я. Следом поплелся сохранивший еще остатки надежды на то, чтоб напиться, Дрюня.
Шли мы до Мишкиного дома минут пятнадцать. Серега шел быстро, мы еле успевали за ним. Дрюне-то еще хорошо с длинными ногами, а я совсем запыхалась.
– Да не беги ты так! – крикнула я Сереге. – Куда летишь?
– Хочу побыстрее с этим покончить, – сквозь зубы ответил Серега.
Наконец, мы дошли до деревянного домика с зеленой крышей. Серега распахнул ногой калитку, и мы прошли во двор. Прямо в саду под большой яблоней лежал и наглым образом спал здоровенный детина с красным лицом.
– Мишк, – легонько пнул его Серега, – вставай!
Лежащий не пошевелился.
– Облом, – с досадой сказал Юдин. – Его теперь домкратом не поднимешь.
