– Поля, – сказал Жора, открывая дверцу и садясь рядом со мной, хотя его никто не приглашал. – Хорошо, что ты еще не уехала. Вот твоя сумка.
– Спасибо, – ответила я.
Овсянников смотрел на меня и улыбался.
Я хотела спросить: «Чего лыбишься?», но не стала грубить. Все-таки мне придется попросить Жору еще об одной услуге.
– Жора… – тихо сказала я и даже слегка коснулась его щеки.
– Да? – он оживился. Слава богу, работают еще мои флюиды!
– Жорочка, мне бы хотелось навестить этого коллекционера, Караевского…
– Зачем?
– Ну… Просто поговорить. Вдруг он сможет мне помочь?
Жора вздохнул.
– Ну… пойдем.
– Я лучше подожду, – ответила я.
Овсянников сходил в отделение и вскоре вернулся, неся в руках листочек бумаги.
– Вот его адрес, – сказал он. – И телефон.
– Подожди, телефон! Это ты из дела взял? Так сколько лет прошло, у него наверняка номер сменился.
– А ты думаешь, я такой идиот? – усмехнулся Жора. – Я только что по справочному узнал его номер. И даже позвонил и предупредил, что сейчас к нему приедет от меня человек.
– Спасибо, Жора! – я повисла на шее у Овсянникова и услышала, как часто забилось его сердце.
– Поленька, может быть мы сходим куда-нибудь сегодня вечером? – торопясь, хрипловато спросил он. – Например, ко мне домой?
– Извини, Жора, – радостно ответила я. – Но сегодня как раз я никак не могу. Как-нибудь в другой раз!
С этими словами я завела мотор. Погрустневший Овсянников вылез из машины и стоял, глядя мне вслед. Зато у меня настроение резко улучшилось. Нет, быть женщиной прекрасно! А тем более умной женщиной!
Я мчалась к профессору Караевскому и думала о том, как здорово иметь бывшего мужа-следователя. От него определенно можно получать пользу. Если только умело использовать.
Жил профессор Караевский на Набережной, в большом девятиэтажном доме. Я поднялась на седьмой этаж и позвонила в квартиру. Дверь почти тут же открылась, и на пороге появилась высокая, крупная фигура.
– Вы профессор Караевский? – спросила я.
– Да, а вы Полина Андреевна? – спросил в свою очередь приятный баритон.
– Да.
– Прошу! – он улыбнулся, широко распахивая дверь и приглашая меня войти.
Я прошла и огляделась. Обстановка в квартире была что надо. Больше всего меня поразило обилие всяких антикварных вещей. Я не люблю всякие финтифлюшки, но у профессора даже вазочки и статуэтки были просто изумительными.
Но больше всего мне понравилось обилие картин на стенах. Настоящих картин, не репродукций.
– Прошу, – повторил Караевский, показывая на мягкое кресло.
Я села и сразу утонула. Кресло было очень удобным. И тоже старинным. «Может, в нем какой Людовик Четырнадцатый сидел?» – мелькнула даже у меня мысль.
– Кофе хотите? – любезно предложил профессор.
Я не отказалась.
– Маша, будьте добры, два кофе, – крикнул он кому-то в кухню.
Вскоре появилась пожилая женщина в простом платье, которая несла подносик с кофе.
– Вам с сахаром? – спросил Караевский.
– Нет, – покачала я головой.
– Фигуру бережете? – он хитро подмигнул мне.
– Нет, просто не люблю с сахаром, – честно ответила я. – Фигуру я берегу другим способом, – добавила, вспомнив ежедневные тренировки в спортзале.
– Ну как хотите. А я, грешник, с сахаром люблю.
Караевский пока ни о чем меня не спрашивал, ждал, видимо, когда я сама начну разговор. Я не стала злоупотреблять его терпением и попросила:
– Александр Григорьевич, расскажите, пожалуйста, о том, как у вас украли коллекцию старинных монет?
Даже теперь, спустя столько лет, на лицо профессора легла тень при этом воспоминании.
– Ах, это, – пробормотал он, помешивая ложечкой кофе. – Это… Это было ужасно! Я не знаю, как перенес этот удар. Понимаете, она была мне так дорога, эта коллекция… Я даже представить не мог, что ее украдут!
– Почему?
– Потому что я принял все меры. Подключил сигнализацию. Потом старался не оставлять квартиру пустой. В тот день Маша как раз поехала домой… И как назло коллекцию украли!
– Маша – это ваша домработница?
– Да, вы ее только что видели. Она живет с нами уже много лет… Мы тогда были на море с супругой. А Маша оставалась в квартире. Иногда она ездила к себе – у нее дочь больная. И в тот вечер как раз уехала.
– А сигнализация была включена?
– В том-то и дело, что она всегда включена! Так что грешить на Машу, что она забыла ее включить, нельзя. Сигнализация не отключалась ни на минуту!
– Вы так боялись за эту коллекцию?
– Да я боготворил ее! Понимаете, ведь это уникальная коллекция! – с жаром принялся объяснять он.
Но я не понимала. Не понимала, как можно испытывать такое благоговение перед вещами. Пусть они будут даже тысячу раз прекрасны, пусть это будут просто шедевры мирового искусства – все равно это просто вещи. И больше ничего. И нужно относиться к ним соответствующим образом.
Во всяком случае, я бы точно не потеряла сон и аппетит, если бы у меня украли какие-то монеты. Вот если бы современные деньги украли – это да! Вот это был бы удар! А на фига нужны такие монеты, которые никогда все равно не продашь? Толку-то от них? Глаза только пялить? Нет, мне нужно что-то осязаемой, приносящее конкретную пользу, а не просто «ля-ля-фа-фа»!
Я погрузилась в свои мысли и совершенно перестала слушать профессора. Да он и не говорил ничего полезного, просто расписывал уникальность своей коллекции, рассказывал, из чего она состояла. Я не понимала его, но относилась к его увлечению с уважением. Просто каждый по-своему смотрит на мир. И у каждого свои ценности.
– Там были испанские золотые дублоны, пистоли, даже золотой дирхем омейядов – ценнейший раритет! – услышала я. Профессор плотно сел на своего любимого конька.
– Подождите, Александр Григорьевич, – удалось вставить мне, когда профессор на секунду замолчал, восполняя запас кислорода в легких. – Значит, в тот вечер, когда совершилась кража, квартира была пуста?
– Да.
– Ну, как смогли открыть дверь, я даже не спрашиваю – Седому это раз плюнуть. Кстати, вы были с ним знакомы?
– С кем?
– С Седым? С тем, который вас ограбил?
– Нет, не был. Да нам просто негде было бы познакомиться. Думаю, у нас с ним разный круг общения, – профессор рассмеялся.
– Но ведь откуда-то он знал, что в тот вечер в квартире никого не будет?
