места и кинулась к воде. Растерянный Дрюня стоял в одиночестве, раскрыв рот.
– Что случилось? – крикнула я на бегу.
– Наташка нырнула… – ответил он и добавил, – и не выныривает. Я ее легонько подкинул, а она у меня из рук выскользнула.
Я схватилась за голову.
– Да что ж ты стоишь, ныряй скорее!
Дрюня послушно нырнул. Я бегала туда-сюда, размахивая руками и не зная, что мне делать, Плаваю я очень плохо, и толку от меня никакого не будет, Еще и сама утону. Так что вся надежда у меня была на Дрюню.
Он появился на поверхности, жадно глотая воздух и тараща глаза.
– Ну что? – крикнула я.
Дрюня ошалело смотрел на меня, потом протянул руку. В ней я увидела пистолет.
Мне захотелось завизжать.
– Наташку, Наташку спасай! – заголосила я, выдергивая у Дрюни пистолет и пинком отправляя его обратно.
Дрюня снова нырнул. Вскоре он появился, тяжело дыша. Я увидела, что он тащит бездыханное Наташкино тело.
Швырнув пистолет в сторону, я кинулась к ним. Осторожно положив Наташку на песок, мы принялись делать ей искусственное дыхание. Слава богу, она не успела сильно наглотаться, да и под водой пробыла недолго, так что быстро пришла в себя.
– Где я? – слабым голосом спросила она.
– Все нормально, Наташенька, – ласково сказала я ей. – Сейчас домой пойдем. Дрюня! – крикнула я Мурашову, который стоял в стороне и крутил в руках найденный пистолет, интересовавший его в данный момент больше всего на свете.
– Чего? – Дрюня повернулся ко мне.
– Ничего! Помоги мне. Наташу надо до дома донести. Все из-за вашего купания идиотского! Говорила же – пойдемте домой. Я же тебя предупреждала, Наташа, что у Дрюни не может быть все нормально!
Наташка вопросительно посмотрела на Дрюню. Он почесал в затылке, потом взвалил Наташку на плечи и понес.
Дома мы ничего не стали рассказывать Светлане Дмитриевне, чтобы ее не волновать. Полина так и не пришла. Жора уже маялся, потому что ему нужно было ехать домой.
Уложив Наташку в постель, я посидела с ней немного, дождалась, пока она уснет, и вышла во двор.
– Лелька, иди сюда! – послышался Дрюнин шепот из-за калитки.
Я вышла.
– Ты чего?
– Я про пистолет! Я ж его нашел! Он за корягу зацепился.
– Ну?
– Гну! Прохоров же за него два ведра самогонки обещал.
Я подумала, и Дрюнина мысль мне понравилась.
– Пошли! – решительно сказала я, дергая Дрюню за руку.
Участковый Николай Трофимович был настолько счастлив увидеть оружие, что даже расцеловал мне руки и произнес какой-то длинный монолог, из которого я поняла, что Полина имеет к его исчезновению прямое отношение.
Дрюню это совершенно не интересовало, и он мягко намекнул Прохорову, что действовал не совсем безвозмездно.
Николай Трофимович побежал в сарай и засуетился. Затем вынес две канистры с самогоном.
– Дрюнь, давай одну пока возьмем! – ужаснулась я.
Дрюня не хотел ничего оставлять.
– Нести же тяжело будет, – уговорила я. – А потом заберем вторую.
Дрюня согласился, и мы пошли.
– Слушай, а где мы пить-то будем? – спросил он. – Не хотелось бы у Скворцовых. Они не очень компанейские, честно говоря, люди. Вот бы сесть нам где-нибудь вдвоем…
– Дрюня, а закуску где возьмем?
Дрюня задумался на миг, потом сунул мне канистру, сказал «держи!» и исчез.
Я чуть не переломилась под ее тяжестью. Легко сказать, держи!
С досадой я опустила канистру на землю и стала ждать Дрюню. Слава богу, появился он довольно быстро, держа в руках кучку огурцов в пупырышках.
– Это ты где взял? – удивилась я.
– Где, где, – отмахнулся Дрюня. – В огороде, где ж еще!
– Украл с чужого огорода? – мне чуть плохо не стало.
– Ай, да ладно тебе, Лелька! Что ты какая правильная стала! – недовольно произнес Дрюня. – Не порть настроение, сегодня такой день замечательный! А то скоро еще Полина придет, мораль начнет читать…
– А куда ты меня ведешь? – спросила я.
– Да тут есть одно местечко… В камышах.
Мы дошли до речки, и Дрюня провел меня к камышам. Раздвинув их, я увидела, что там образовано нечто вроде полянки, на которой вполне можно разместиться.
– Здорово как! – восхищенно прошептала я. – И с берега совсем не видно.
– А то! – довольно проговорил Дрюня.
Мы сели, Дрюня достал складные стаканчики, которые у него всегда с собой, открыл канистру. Я сбегала сполоснула огурцы.
Дрюня наполнил стаканы и протянул один мне.
– Ну… – сказал он. – Чтоб больше таких поводов не было!
– Да, – согласилась я, вспомнив время, проведенное в КПЗ.
Я подняла стакан, взяла в левую руку огурец, поднесла стакан ко рту…
«Эх, Полина меня сейчас не видит!» – пронеслась в голове озорная мысль, и тут захрустели камыши, и прямо на нашу полянку вышла русалка!
Каково же было мое удивление, когда я поняла, что это… Полина!
Увидев ее, я чуть не выронила огурец, а Дрюня так и застыл с надкушенным во рту.
Полина выглядела как утопленница, которую только что выловили. Волосы ее спутались с водорослями и мокрыми сосульками свисали вниз, лицо было бледно-зеленым под цвет водорослей. Полина шла еле-еле, чуть ли не хватаясь руками за воздух, и шаталась, как пьяная…
– Полина… – прошептала я, и в этот момент сестра рухнула мне на руки.
– Господи! – только и вымолвила я. – Господи, Дрюня, да что же это такое?
Мурашов, поняв, что дело серьезное, тут же забыл про самогон, подхватил Полину на руки и понес. Я бежала рядом, поддерживая сестру, и думала о том, что сегодня какой-то ненормальный день…
Увидев нас, никто даже не удивился. Все уже настолько привыкли, что Дрюня периодически таскает на руках полумертвых и покалеченных девушек, что это воспринималось уже совершенно естественно.
Мы положили Полину на постель и тут же вызвали врача. Жора Овсянников чуть с ума не сошел.
– Я говорил, говорил! – прыгал он вокруг, то и дело поправляя на Полине одеяло. – Вот они, ваши расследования! Хорошо, жива осталась. И ведь это не в первый раз!
– Погоди, Жора, не время сейчас… – попросила я.
Пришел врач, осмотрел Полину, сделал ей несколько уколов и велел не беспокоить до утра.
Наутро Полина чувствовала себя гораздо лучше и все нам рассказала.
Я только охала и ахала, хватаясь за голову и думая, какому риску подвергала себя сестра.
– Жора… – хватая Овсянникова за руку, проговорила Полина, горя глазами. – Я знаю, кто убийца. И знаю, как вывести его на чистую воду… Я этой твари такое устрою…
Ночь выдалась темная, безлунная, и это было нам на руку, как сказала Полина.
