квартире. Это была сауна-гриль, доселе неизвестная в банном деле. Я утеплил наш альков, который был около 3,5 метров в длину и 2 в ширину, поставил стенку и сделал в ней дверь. А всю внутреннюю поверхность получившейся комнатки оклеил алюминиевой фольгой, включая пол и потолок. Тогда хватало двух электрокаминов по киловатту, чтобы через полчаса температура в этой сауне поднялась до 70–80 градусов. Но это были не те градусы, что в обычной сауне. Мощное инфракрасное излучение, отражаемое зеркальными стенками и потолком, буквально «поджаривало» посетителей, заставляя их непрерывно потеть. К тому же, я поставил туда и ультрафиолетовую «кварцевую» лампу, и посетители, надев, конечно, темные очки, к тому же и загорали.
Заходит, допустим, уже раздетый гость в сауну, начинает «париться», а тут свет гаснет, начинает мигать красная «мигалка» и сигналить гудок. Дверь при этом оказывается запертой. Гость начинает стучать в стену и голосить. Вообще, моя сауна с зеркальными стенами и инфракрасно-ультрафиолетовой подсветкой проводила жутковатое впечатление на посетителей. И я это впечатление иногда использовал для таких жестоких розыгрышей.
Надо сказать, что ко мне часто приходили на дом, причем без звонка, совершенно незнакомые люди. Чаще всего это были горе-изобретатели, сподвигнутые к этому визиту нашими телепередачами «Это вы можете!» Как они узнавали мой адрес, остается загадкой.
И вот однажды вечером, когда мы с Тамарой сидели за телевизором, в квартиру позвонили. В глазок было видно лицо явно кавказской национальности, и я решил дверь не открывать. Но звонки зачастили так назойливо, что я сердито приоткрыл дверь на цепочке. В образовавшуюся щель тотчас же просунулась рука с бутылкой шампанского. Голос с южным акцентом сообщил, что хозяин этого голоса приехал поклониться «великому человеку из телевизора», которого знает и уважает весь Дагестан.
— Ну, ладно, — думаю, — пес с ним, пусть поклонится, выпьем на ночь шампанского и отпустим гостя с миром!
Но, видимо, я подзабыл знакомые мне с детства кавказские манеры. Гость зашел, снял туфли, в носках прошел на кухню, куда я его пригласил, раскупорил бутылку, налил вино и провозгласил тост, от которого моя природная скромность была слегка уязвлена. Термины — «великий», «гениальный», «знаменитый», претили мне, но я с ними еще мирился. Но когда гость назвал меня «известным на весь Кавказ», я возмутился. Меня даже и за кордоном признают, что мне этот «микроскопический» Кавказ! Но вида не подал.
А затем гость непринужденно положил на стол отпечатанную на машинке рукопись и попросил разрешения прочесть мне избранные отрывки из его новой пьесы под названием «Заклятый брат». Суть пьесы состояла в том, что главному ее действующему лицу не давал покоя его брат-близнец с криминальными наклонностями. То с женой его переспит, то в долг у соседей барана возьмет, от лица своего брата, разумеется. «Хорошего» брата звали Ахмед, а «плохого» или «заклятого» — Мамед. Для чего моему гостю было все это читать мне, я так и не понял, но я вдруг оказался в роли чеховского редактора, слушающего пьесу г-жи Мурашкиной.
Гость увлеченно читал:
Ахмед: — Как ты посмел, Мамед, опозорить наш род кровосмешением?
Мамед: — Наш род, Ахмед уже давно опозорен тем, что мы с тобой, хоть и братья, но не равны! Ты — председатель колхоза, а я — простой колхозник!
Ахмед: — Мамед, если ты пожелаешь, то можешь сесть в мой кабинет, а я пойду работать за тебя!
Мамед (грязно хохочет) — Нет, Ахмед, меня на эту удочку не поймаешь!
Я понял, что гость собирается читать все до конца, и тихо шепнул Тамаре, чтобы включила сауну. Потом спросил его многозначительно, причем на «ты»:
— Как зовут-то тебя?
— Султан! — охотно представился гость.
— Так вот, Султанчик, — вздохнул я, — хороший ты, конечно, человек, но зря зашел ко мне. Кто дал тебе мой адрес?
— Один друг звонил на телевидение… — «забегал» глазами Султан.
— Так вот, Султанчик, тебе не тот адрес дали. Эта квартира — секретная, проще говоря, экзекуторская. Сегодня ко мне должен был явиться резидент, пароль — бутылка шампанского. Я и решил, что ты и есть резидент. А тут получается конфуз! Из-за тебя настоящий резидент войти побоялся. На телевидении я для «понта» работаю, сам-то я разведчик. Боремся, понимаешь, с врагами строя, а находим их на телепередачах. Потом приглашаю врага сюда. А отсюда он уже никогда не уходит. Идем со мной — пригласил я ошалевшего Султана.
Я открыл дверь сауны, и перед бедным Султаном предстала картина мифологического ада. Обжигающее излучение, сиренево-красные зеркальные стены, шипенье кварцевой лампы…
— Это — крематорий, тебе понятно? — Султан быстро закивал головой. — Здесь я сжигаю трупы врагов, температура — пять тысяч градусов, остается только горсть пепла. Фу — и нет ваших! На свою беду, Султанчик, ты приперся ко мне, как и поступать с тобой — не знаю! Вот и радистка, — я кивнул на Тамару, — тебя уже видела!
— Что ж, посоветуюсь с руководством! — вздохнул я, снимая трубку телефона. Бледный Султан стоял навытяжку передо мной.
— Соедини с Первым! — приказал я трубке.
— Здравия желаю, товарищ Первый, это Артист! Дело такое — заявился ко мне на явочную квартиру некий Султан…Да нет, не должность, это имя такое! Фамилия как? — быстро спрашиваю я у Султана.
— Казимагомедов, эффенди! — кланяясь, проговорил Султан.
— Квазимагомедовэффенди! Ну и фамилия! — говорю я в трубку.
— Да нет, эффенди, без «в», просто Казимагомедов, а эффенди — это по-нашему «господин», это ты — «эффенди»!
— Что делать-то будем? — спрашиваю я в трубку. — Как обычно? Да как не понять — понимаю! Да жалко его, вроде невредный, пьесы пишет! Что — жалко у пчелки? Шутить изволите, товарищ Первый, а мне грех на душу брать! Поступать по обстоятельствам на свой страх и риск? Как не понять, да страшно за риск! Слушаюсь! — подтянулся я и повесил трубку.
— Задал ты мне задачу, Квазимагомедов, не знаю, что и делать! Придется, видно, тебя все-таки грохнуть! — вздохнув, решаю я.
Бедный Султан внезапно падает на колени и начинает поспешно кланяться и в этих поклонах целовать меня в тапочки.
— Прости, эффенди, пожалей, эффенди! — только и бормочет Султан между поцелуями.
Тамара не выдерживает ситуации и разражается истерическим хохотом.
— Вот и радистка зарыдала! — констатирую я, — думаешь, ей легко подтаскивать со мной вдвоем трупы в крематорий, а потом выметать оттуда пепел! Вот и плачет, бедняжка!
Султан удвоил частоту своих поклонов и поцелуев.
— Ладно! — хлопнул я рукой по столу, — не приму греха на душу. Иди отсюда, Квазимагомедов — я тебя не видел! И ни слова никому, молчи, «как рыба об лед»! — невольно скаламбурил я. А то — пять тысяч градусов! И пепел
— фу — и нет ваших! То-то же!
Султан (конечно же, не по должности, а по имени!) подхватил свои туфли и, как был в носках, так и выскочил за дверь. Даже рукопись свою позабыл на столе.
— Надо же — «Заклятый брат»! — листал я напечатанные без признаков орфографии страницы: Мамед переспал с женой Ахмеда! Тогда и Ахмед мог позволить себе сделать то же самое с женой Мамеда! А почему-то не сделал? Совесть не позволила, или может, жена Мамеда была страхолюдиной?
— Да что я это, рехнулся что ли, всерьез анализирую эту лабуду! рассердился я и выкинул злосчастную пьесу на помойку, разорвав предварительно листки на части. Чтобы, грешным делом, бомжи не читали и не морочили себе головы!