тех времен жених и невеста не могли, не имели права даже разговаривать друг с другом, только через посредников. Дмитрий Гулиа нарушил этот вековой обычай и написал стихотворные обращения жениха и невесты, которые они имели право говорить друг другу. Так вот, когда сваты представляли жениха и невесту друг другу, те вынимали листки со стихотворными посланиями Дмитрия Гулиа и складно говорили по ним.
Но, став мужем и женой, они все равно, чаще всего, меняли имена, чтобы нечистые силы не внесли раздора. Так, например, дядя и тетя нашего профессора, крещенные православные Зоя и Павел стали после женитьбы (не формально, а друг для друга, для родственников, и, видимо, нечистой силы!) Ицкой и Джамфером, но и так они не имели права непосредственно обращаться друг к другу.
— Пусть Ицка несет на стол чачу и мамалыгу! — провозглашал в пустоту, не глядя на жену, Джамфер.
— Пусть Джамфер меньше приказывает, а то не получит ничего! — отвечала уже в другую пустоту Ицка. Сначала гостям это казалось довольно диким, но после рюмки-другой привыкали. То есть православие существовало в Абхазии достаточно формально. Но не для Дмитрия Гулиа, который, как и Сталин, и в одно с ним время, учился в Горийской семинарии.
Дмитрий Иосифович был не по-кавказски педантом. Уже при советской власти, когда он стал Народным поэтом Абхазии, депутатом, орденоносцем, и вообще очень влиятельным человеком, его часто приглашали на всякие там собрания «актива» республики, чаще всего в качестве «свадебного генерала». Назначали, допустим, собрание на 1700. Дмитрий Гулиа приходил в половину пятого и ждал начала собрания. Видя, что народ подходит медленно, он постепенно свирепел, багровея, а точно в 1700 вставал и уходил, если собрание не начиналось. Так он приучал абхазцев к точности.
Но в отношении своего здоровья он таким педантом не был. У него был сильнейший диабет, ему были запрещены многие продукты. Но он улавливал момент, когда строгая жена Елена отворачивалась, хватал со стола, то, чего ему не положено, и пускался убегать, на ходу сжевывая запрещенный продукт. Постепенно его стали кормить за отдельным столом.
Когда наступила советская власть, его несколько раз пытались арестовать и даже расстрелять. Это потому, что он был похож на белогвардейского генерала Кауфмана, и потому, что нагрубил (сказал правду) местному партийному вождю Нестору Лакобе. Но Господь спасал его каждый раз. Умер Дмитрий в глубокой старости в 1960 году.
Наш герой унаследовал от деда любовь к знаниям и ту же педантичность. На вокзал Нурбей Гулиа приходит более, чем за час до отхода поезда. Правда не уходит домой, если поезд вовремя не приходит.
Теперь о материнской стороне генеалогического древа Гулиа. Мама нашего героя — русская, девичья фамилия ее — Егорова, Маргарита Александровна. В этой части древа нет такой яркой личности, как Дмитрий Гулиа, но каждый предок по-своему оригинален.
Самый «древний» предок с материнской стороны, о котором хоть что-то известно, это Кузьма Егоров, прапрадед нашего героя, родился в начале 19 века. Это был полковник, граф, посланный служить в Тифлисскую губернию в район Аджарии. Полк был расквартирован в городе Батуме, где часты были набеги турок. Запомнили о нем только то, что он постоянно выпивал, очень скучал по родине, и, выпивая, сетовал: «Эх, Расея, Расея!». Так он называл Россию.
О сыне его, тоже полковнике — Тарасе Кузьмиче Егорове известно больше. Он был достаточно богат, имел большое влияние в Батуме, но, кроме того, сильно выпивал, как и его отец, а еще и погуливал по батумским портовым борделям. Влюбился в девушку из борделя, грузинку по национальности — Марию и женился на ней. Родственники и друзья были в шоке — граф женился на девушке из борделя. Но своевольный Тарас объявил, что в доме у себя он примет только тех, кто выпьет вина из туфельки Марии и признает ее законной графиней. И постепенно потянулись друзья и родственники испить из туфельки Марии. Нурбей Гулиа помнил дожившую почти до ста лет свою прабабушку Марию Константиновну, гордую и степенную женщину, по которой никак нельзя было подумать, что она юность провела в борделе.
А сам Тарас погиб еще молодым. Вышел в море на своей яхте вместе с одиннадцатью друзьями, выпили, как водится, перевернули яхту (а может, буря случилась) и утонули. Но Тарас и Мария успели родить сына Александра, которого хорошо помнил Гулиа.
Александр переехал жить в Кутаис, где женился на бабушке нашего героя — Нине Георгиевне Гигаури, мещанке, дочери мебельного фабриканта. Гигаури — фамилия грузинских горцев — мохевов, которые славились необузданностью характера и свирепостью. Стараясь выбиться в «поставщики его императорского высочества» князя Ольденбурга, Георгий Гигаури подготовил огромную партию шикарной мебели для дворца Ольденбургов в Гаграх. Но придирчивый немец забраковал мебель, и наш фабрикант разорился. Как часто при этом случалось, сошел с ума и покончил собой в больнице.
Бабушка Нина была признанной красавицей, но бурного и необузданного нрава. Александр тоже был собой хорош, с военной выправкой — молодой граф, пошедший по банковской карьере. Но был слабоволен, и как все его предки, склонен к выпивке и загулам.
Молодые переехали жить в губернский город Тифлис, купили большую квартиру и родили дочь Маргариту в 1913 году — маму нашего героя. Но жизнь не устроилась, как это сразу можно было предположить, и супруги развелись. Бабушка осталась в Тбилиси, где вплоть до 1921 года (когда советская власть добралась до Грузии), продолжала вести светский образ жизни, а дед уехал жить в Ялту, где получил высокую должность в Крымском банке.
Но советская власть все изменила. Александру так и не удалось эмигрировать из Крыма, его то расстреливали, то миловали, пока он не перебрался снова в Тифлис, где устроился в банке счетоводом (это низшая ступень бухгалтера).
Бабушка же вспоминала начало советской власти так: «Утром загрохотали в дверь ногами, и вошли вооруженные люди. — Мы — большевики, — заявили они, — выносите все золото, драгоценности, а то приставим к стенке!». В семье были только женщины: прабабушка — вдова мебельного фабриканта Анна Александровна, бабушка и семилетняя Маргарита. Они грохнулись на колени и просили только не убивать их. Большевики забрали все, что было ценного, но заметили, что кольцо с бриллиантом осталось на руке красавицы Нины. — Не снимается, — оправдывалась бабушка. — А ну, Петро, сними вместе с пальцем, — скомандовал главный большевик, и, как вспоминала бабушка, кольцо мгновенно и бескровно снялось.
Уходя, главный большевик сказал: «Вы еще нас добром поминать будете, вот придут коммунисты, все до последнего заберут!» И бабушка, озираясь по сторонам, подтвердила: — А ведь правду говорил, собака, все так и получилось!
Но выжили. Бабушка открыла шляпную мастерскую и вышла замуж за бывшего белого офицера Зиновьева, «настоящего благородного дворянина», по ее словам. Он, как и отец Нурбея, погиб на войне в 1942 году.
Дедушка же Александр был настолько красив и обаятелен, что влюбил в себя управляющую банком Тамару и женился на ней. Она его и от войны уберегла. Но характер свой он не утратил и, прожив в роскоши и загулах более 20 лет, оказался лишним. Тамара бросила его и вышла замуж за своего главбуха
— тихого, скромного человека. Но Александр не сдавался; он, как граф, вызвал главбуха на дуэль и выстрелил в него из своего «пугача». Скромный главбух, имея больное сердце, умер от испуга на месте. Благородный граф лишился работы, квартиры и чудом не загремел в тюрьму.
Вот тут-то бабушка, которую Александр боялся до смерти, проявила благородство и женила своего бывшего мужа на подруге — польке. Подруга обиходила стареющего графа, который так и не начал работать. Они жили в маленькой комнатке на нищенскую пенсию, а Александр без водки «просто умирал». И вот красивая полька «тетя Нелли», как ее называл маленький Нурбей, ходила на рынок со стаканом и выпрашивала у торговцев чачей «по капле». Потом приносила этот стакан мужу, который растягивал его чуть ли не на неделю. Днями он сидел у окна, поставив стакан на подоконник, и смотрел на улицу. В 1963 году он умер. А вскоре заболела и бабушка, пережив деда на 4 года. Более года тетя Нелли ухаживала за ней, живя у нее дома. А потом она ушла жить в свою комнатушку.
Удивительная судьба была у тети Нелли! Дочь богатых родителей, живших в Варшаве на Маршалковской, она летом 1914 года одна поехала к подруге в Луганск. А тут началась война и девочка так и осталась в России. Жизнь бросала ее от Казахстана до Тифлиса, где она и осела. Хорошо разговаривать по-русски она так и не научилась.
