страдать трезвенник Петров?.. И чей вообще менталитет вы имеете в виду, говоря слово «наш»?
– Национальный менталитет. То есть русских!
– А татарам можно доверять оружие?
– Нет, и татарам нельзя!
– А мордве с удмуртами?
– Нет, нельзя, ведь это все «наши» люди.
– А «наши» – это какие?
– Наши – это бывшие советские, – поправляются прогибиционисты. И правильно делают, что поправляются: у них нет другого выхода, кроме как соскочить с генетической неполноценности русских на их социальный сдвиг по фазе. Во-первых, потому что в России далеко не все русские, а во-вторых, потому что при царе русские люди право на оружие совершенно спокойно имели и никакой генетической неполноценности при этом не демонстрировали.
– И вы, уважаемый автор, тоже совок! Наш с вами менталитет испорчен семьюдесятью годами несвободы. Мы – непроходимые агрессивные совки. И тут без разницы – татарин ты или хохол в смеси с молдаванином. Совок по всем прокатился. И если порченым постсоветским людям дать оружие, они тут же перестреляют друг друга! Вы посмотрите, какие кругом все злые и агрессивные!..
Молчи, совок. Устал я слушать… Ты видишь, я трясу у тебя под носом бумажками? Это билеты на самолет. И на поезд. Я улетаю от тебя, совок. И уезжаю, совок. В те края, где нас, совков, тоже много. Но где мы, совки, уже много лет имеем право на ношение оружия и почему-то до сих пор не перестреляли друг друга…
Часть 3
А там на четверть бывший наш народ…
Любой закон, предписывающий или запрещающий что-либо, это ограничение свободы человека. Вчера государство решило, что езда на мотоцикле без шлема слишком опасна, и ношение шлемов было сделано обязательным для всех. Сегодня государство решило, что оружие на руках у населения слишком опасно. Завтра оно решит, что вам не стоит питаться этим-то, жить там-то, ездить туда-то, читать определенные книги и вести определенный образ жизни. Ограничивающих законов становится все больше, а разрешающих все меньше. Очень медленно, но неотвратимо мир становится таким, как его описывал Оруэлл.
Ересь жидовствующих
Израиль с точки зрения понимания «оружейной проблемы» – чертовски интересная страна. Государство-феномен, в котором самым парадоксальным образом сочетается несочетаемое. Но для того чтобы разглядеть эту несочетаемость, нужно зайти издалека. Сделаем? Не бойтесь, скучно не будет. Будет интересно, а значит, мы совместим приятное с полезным…
Всем известно, что Израиль образовался после Второй мировой войны. Основывали его большие патриоты еврейской государственности. Я бы даже сказал фанатики, ибо проект был воистину фантазийным – возродить на старом месте государство, не существовавшее уже две тысячи лет! А все фанатики отличаются упертостью, зауженностью мышления, инфантилизмом и максимализмом. В результате многое при строительстве Израиля делалось не по уму, а из высших соображений, то есть ради голой идеи.
Молодые нации страдают юношескими болезнями самостоятельности, им ужасно хочется быть «как взрослые» – иметь свой флаг, свою валюту, свой язык и прочие атрибуты и причиндалы «самостийности и незалежности». Сейчас этот прыщавый путь взросления проходит Украина, с помощью языковедов изобретая и слегка подновляя «ридну мову». Столетием раньше тот же путь прошли чехи, которые после крушения Австро-Венгерской империи отказались от немецкого языка, с помощью лингвистов достали из затхлого чулана практически забытый к тому времени чешский и, старательно стряхнув с него пыль времен, начали искусственно обновлять, придумывая новые слова взамен иностранных заимствований. Подобный путь языковой реанимации пытались пройти после получения независимости ирландцы (к счастью, безуспешно). Ну а полвека назад аналогичный вопрос встал и перед Израилем – на каком языке говорить? Поскольку своего государства у евреев не было уже две тыщи лет, а сами они оказались рассеянными по всему свету, то и языка единого не имели. Самым «многочисленным» еврейским языком оказался идиш – диалект немецкого, на котором говорили европейские евреи.
Можно было взять его. Можно было принять за основу английский, что было бы даже лучше: гораздо удобнее в смысле контактов с миром. Но тупо-патриотический напор оголтелых сионистов заставил их возродить древнееврейский язык – иврит, на котором евреи не говорили даже во времена Христа; к тому времени иврит давно был вытеснен из разговорного обихода арамейским языком и стал для евреев примерно тем же, чем для нас ныне является церковнославянский, а для средневековой Европы была латынь. Более того, этот самый иврит не являлся для древних евреев родным языком! Иврит – язык ханаанов, то есть финикийцев, который прилип к евреям на рубеже III–II тысячелетий до нашей эры, а потом постепенно «отлип», сменившись более современными моделями. Но именно иврит сионисты назвали «родным». И решили искусственно возрождать.
Это был, конечно, грандиозный шаг назад... В ивритском алфавите 22 «инопланетные» буквы, более похожие на насекомых, причем, все – согласные... Архаичное чтение «задом наперед» – справа налево... Нет скорописи, израильтяне пишут «печатными» буквами, отделяя одну букву от другой пробелом; у нас так пишут дошкольники… Поскольку подавляющее большинство людей – правши, израильтяне сами не видят, что пишут, так как при письме справа налево рука закрывает написанное. И если бы люди до сих пор писали чернилами и пером, пишущий израильтянин рисковал бы размазывать написанное правым мизинцем... Плюс общая примитивность языка (все части речи, кроме местоимений, производятся от глаголов третьего лица единственного числа). Александр Мень так характеризовал иврит: «Отвлеченные идеи с трудом передаются на древнееврейском языке, ему свойственны лапидарность и конкретная образность».
Но главное – его искусственность! Поскольку язык почил в бозе тысячи лет тому назад, в нем не было множества современных и даже не очень современных слов. Откуда древним евреям было знать, что такое автомобиль, кондиционер, галстук, порох, бумага, компас, орбита, короткоствольный огнестрел?.. Пришлось создавать особую Академию иврита, которая содержится за государственный счет и до сих пор изобретает на основе древнего иврита новые слова. Некоторые из них приживаются, как, например, слово «мазган» (кондиционер), а некоторые – нет. Логику уловить невозможно: скажем, компьютерные термины почему-то закрепились (то есть высокомудрые еврейские академики их изобрели, используя древнееврейские корни, и новые слова прижились). А вот слово для обозначения телефона, искусственно придуманное Академией иврита и вброшенное в народ, не прижилось – все так и называют телефон «телефоном». Иногда значение древних слов просто меняется на современный лад. Например, слово «элеф», обозначавшее в древности вождя племени, теперь означает армейского генерала. А галстук на иврите обозначается словом «анива», которое раньше обозначало какой-то ритуальный иудейский бант.
Если по уму, то собственный, «отдельный» язык государству не нужен. Бразилия, например, спокойно говорит на диалекте португальского. Да что Бразилия – вся Южная Америка говорит на «колониальных» языках и не парится!.. Единственное приемлемое объяснение, которое можно выдумать для сохранения нацязыка, – сохранение национальной культуры, то есть литературных произведений, написанных на этом языке, все нюансы коих перевод передать не в состоянии. Но, во-первых, непонятно, стоит ли вся эта мало кому нужная «нюансировка» затрат на поддержание языка. А во-вторых, в случае с евреями этот отмаз вообще не катит! Евреи тысячи лет не имели отдельного языка. Им просто нечего было сохранять. Еврей Кафка прекрасно писал на немецком и не становился от этого менее талантливым. Бабель – на русском. Шолом Алейхем – на русском и на идише. В общем, чем крупнее язык, тем ближе его носитель к человечеству. Так зачем нужно было евреям «плодить сущности без необходимости»?..
Короче говоря, возрожденный в патриотическом угаре иврит является прекрасным примером того маразма, к которому приходят патриоты, искусственно городя межнациональные барьеры, вместо того чтобы сносить их, как того требует современный мир. Зачем вообще тратиться на национальную мову, если для взаимодействия с миром все равно придется учить какой-нибудь международный имперский язык – английский, испанский или, на худой конец, русский, который по сию пору понимает и на котором говорит одна шестая часть света? Чем мельче твой язык – тем необходимее тебе учить чужой. Это напоминает туннельный эффект: казалось, ты загородился барьером, но в результате поневоле оказался на другой
