преследовать, если сумма эта вскоре будет внесена в полковую кассу, но если генерал Солиньяк промедлит с исполнением, то будет предан военной комиссии за присвоение отпущенных на содержание и награды солдат сумм...»
Или вот: «Напишите генералу Гарданну, что ко мне поступили жалобы на то, что он притесняет жителей. Пусть он держит себя с подобающим достоинством, и чтобы я более не слыхал никаких жалоб!»
Даже друзей своей юности, вроде Жюно, в случае совершения ими неблаговидных поступков, Наполеон не щадит: «Ваше поведение очень огорчило меня. Вы обошлись с префектом так, как будто он был капралом вашего гарнизона. Мне непонятно такое отсутствие такта и забвение самого себя. То, что вы сделали, – беспрецедентно».
И касается это не только высшего генералитета: «Напишите капралу Бернода, 13-го линейного, чтобы он перестал пить и вел бы себя получше. Кажется, он получил крест за храбрость. Не следует из-за пьянства лишать его этого креста, но внушите ему, что этим он дискредитирует дарованный ему знак отличия».
Порой Наполеон бывает и более суров. Так, например, в Яффе – там, где сам Бонапарт, не колеблясь, входил в чумные бараки с французскими солдатами, чтобы подбодрить их, – хирург Бойе отказался помогать раненым, боясь заразиться чумой. Наполеон пишет приказ: «Он не достоин звания французского гражданина. Его, одетого женщиной, повезут на осле по улицам Александрии; на спине его будет прикреплен ярлык: „Недостоин быть французским гражданином, ибо трус“».
И уж конечно, Наполеон всячески поддерживает дисциплину в лучшей на тот момент европейской армии – французской. В 1798 году в Египте солдаты украли в частном саду несколько фиников. Наполеон издает приказ: «В присутствии всей гвардии их (провинившихся.
Как-то в Италии один из адъютантов потерял наполеоновские депеши. Это очень серьезный проступок! Я бы за такое расстрелял. Но Наполеон требует: «Адъютант Батай потерял мои депеши. Его следует наказать, посадите его на несколько дней под арест. Адъютант может потерять в дороге собственные штаны, но не должен потерять ни доверенных ему писем, ни своей сабли!»
Совершали проступки и министры. Наполеон привел финансы Франции в математическую точность. Финансовая система, которую Наполеон начал отлаживать еще в эпоху консульства, а закончил только в 1807 году, была превосходна, как все, сделанное им. После революционной разрухи Франция буквально воспряла. Причем выздоровление происходило прямо на глазах – если в 1805 году французские банки платили населению 10 % по вкладам, то уже в 1807 году – всего 4 %. Финансовой системе Франции завидовали в других странах. И вот однажды, уехав на очередную войну против очередной европейской коалиции, Наполеон узнал, что его министр финансов вверг Париж в финансовый кризис, допустив огромный провальный займ в 25 миллионов франков. Наполеон был в ярости. Но вместо того, чтобы отдать министра под суд, просто выгнал его, сказав: «Я лишил Марбуа портфеля: он наделал неслыханных вещей, но все же я считаю его честным человеком, подпавшим под влияние мошенников».
Что же касается личных обид и выпадов, то их Наполеон прощал легче всего. Об этом качестве первого консула говорят буквально все, кто его знал. Герцогиня д'Абрантес: «Все, что известно мне о нем, показывает глубину способной прощать обиды души». Герцог де Боссано: «Его доброе от природы сердце постоянно побуждало его к милосердию». Генерал Рапп: «Как ни старался он казаться строгим, природная доброта его всегда одерживала верх. Никто более него не был способен к снисхождению, чувствителен к голосу милосердия». Герцог Винченский: «Наполеон великодушно прощал личные обиды...»
Когда полиция арестовала некоего горожанина за злобную пропаганду против первого консула, Наполеон, узнав об этом, написал: «Отправьте его к министру полиции и прикажите освободить, если за ним не числится ничего другого».
А вот крайне любопытное письмо к Бертье по поводу проштрафившегося генерала Бельяра: «Скажите генералу Бельяру, что вы не передавали мне его письма, что он, вероятно, помешался в то время, как писал его. Будем считать, что из уважения к его прежним заслугам и ради вашей дружбы вы не решились передать мне такие непристойные слова...»
Вот еще один поразительный пример. В 1806 году некий князь Гатцфельд был уличен в шпионаже. Причем уличен благодаря собственному письму. Военный суд приговорил шпиона к смертной казни. За несколько часов до казни жена приговоренного добилась аудиенции у Наполеона. Она рыдала, рассказывала о том, какой хороший человек ее муж, как ей будет трудно жить без него. А когда Наполеон показал ей письмо-улику, наивно подтвердила: «Да, это его почерк». Эта потрясающая наивность, красный нос, слезы. В общем, Наполеону стало жалко эту женщину, и он сказал: «Сударыня, если вы сейчас бросите эту улику в огонь, уже не за что будет казнить вашего мужа». Она тут же швырнула бумагу в камин.
Уже потом, разговаривая с Жозефиной, Наполеон признался ей, почему так поступил. Он сказал, что в тот момент плачущая княгиня напомнила ему Жозефину, и его сердце не выдержало.
...Когда Наполеон был в первой ссылке на острове Эльба и собирался вернуться во Францию, чтобы скинуть Бурбонов и снова взять власть в свои руки, ему донесли, что многие, прежде дружески настроенные люди, отвернулись от него, предали своего императора. И что он будет с ними делать, если ему случится вновь стать императором? «Я не стану никого наказывать, я забуду все...» – сказал Наполеон. И в этом был он весь!
Ему удалось в мае 1815 года (о чем мы еще поговорим) вернуться во Францию из своей островной ссылки и снова взять власть в свои руки на знаменитые Сто дней. Наполеону тут же положили на стол прокламации, подписанные его бывшими префектами и чиновниками, в которых они осуждали Наполеона и присягали на верность королю Людовику XVIII. Прочитав все эти бумаги, Наполеон грустно улыбнулся: «Таковы люди. Над ними можно лишь посмеяться, чтобы не заплакать...»
Глава 3
СЕМЕЙНЫЕ УЗЫ
Известно трогательное, «корсиканское», свойственное южным народам отношение Наполеона к семье. Семью он любил. Почему же тогда Стендаль написал: «Для Наполеона было бы лучше вовсе не иметь семьи»?
Потому что в семье Бонапартов был только один Наполеон. А все остальные – обычные, посредственные обыватели. А портрет обывателя известен. Я вам его обрисую на примере родственников знаменитого художника Никаса Сафронова.
Никас – миллионер. Сам он родом из провинции, и у него множество никчемных провинциальных родственников. Которых он перевез в Москву, всем купил квартиры. И получил в ответ ссоры, склоки, зависть и упреки: а почему у него телевизор больше, чем у меня?.. а почему у него в квартире евроремонт, а меня нет?.. ты несправедлив!
Наполеон, став повелителем Европы, подарил своим братьям-сестрам по королевству, рассадил их на троны. И получил то же, что и Сафронов, – капризы, скандалы, дрязги. И обиды – на самого Наполеона. У одного королевство было больше, у другого лучше. При этом никто из них толком управлять ничем не умел. Но каждый считал, что владеет королевством по праву! С нищего детства привыкнув к тому, что все в семье общее (и зарплата Наполеона тоже!), к завоеванной братом Европе они относились как к семейному имуществу. И упрекали Наполеона в том, что он все захапал только себе, а им достались крохи.
– Право, послушав их, можно подумать, что я промотал наследство отца! – горько восклицал Наполеон.
Бытовое поведение посредственностей в масштабах Европы.
О том же, но в других словах говорил австриец Меттерних: «Наполеон имел большую слабость к своей семье. Хороший сын, хороший родственник... он страдал от разврата некоторых своих близких, не выказывая, однако, достаточной силы воли, чтобы прекратить зло даже тогда, когда он должен был сделать это ради своих несомненных интересов».
Меттерниху вторил секретарь Наполеона Меневаль: «Надо отметить, что, несмотря на постоянные неприятности, которые доставляла ему семья, император навсегда сохранил ко всем своим родственникам большую нежность».
– Мои родственники сделали мне гораздо более дурного, нежели я им хорошего, – сокрушался
