вчерашних союзников... Через полвека после наполеоновских войн, в 1854 году Тютчев в письме к жене напишет: «Обманывать себя нечего, Россия, по всей вероятности, вступит в схватку с целой Европой. Каким образом это случилось? Каким образом империя, которая в течение 40 лет только и делала, что отрекалась от собственных интересов и предавала их ради пользы и охраны интересов чужих, вдруг оказывается перед лицом огромнейшего заговора?»
Зато с самого начала войны 1812 года великий патриотический дух воссиял в среде русского офицерства и дворянства. Причем патриотическая волна была чертовски искренней. Я бы даже сказал, по-детски искренней. Русские возмущались: как же так, на нас напали! Тот факт, что Россия только что сама собиралась напасть на Европу, странным образом испарился из сознания русских. То, что мы сами хотели напасть, это не считается. А вот то, что супостат проклятый на нас напал, очень даже возмутительно!..
Глава 2
ДОЛГИЙ ПУТЬ ПО РОССИИ
Про войну 1812 года у нас знают много больше, чем про все остальные наполеоновские войны вместе взятые, хотя и в остальных участвовали русские войска. Но когда русские войска воюют на чужих землях, это как бы нормально и неинтересно. А вот когда на своей земле, этому стоит уделить внимание в учебнике истории: Отечество в опасности! Когда русские войска угрожают чужому отечеству, ничего страшного русский ум в этом не видит, а вот когда угрожают русской Родине, это неприятно.
Поэтому мы с детства знали, что Наполеон зачем-то хотел «завоевать» Россию, что гениальный русский полководец Кутузов одержал над оккупантом славную победу при Бородине, каковой победе даже ставили памятники и посвящали панорамы. После этой славной победы, немножко посовещавшись сам с собой в Филях, Кутузов почему-то без боя сдал захватчику Москву, которая благополучно сгорела, но зато потом одноглазый полководец выгнал неприятеля за пределы страны, и благодарный народ изобрел про него поговорку: «Идет Кутузов бить французов». Да народ и сам не дремал, напротив, он в едином рабско- патриотическом порыве поднялся в борьбе против иноземного поработителя («дубина народной войны»).
Узнаваемо?..
А ведь все было совсем не так, как пишут в учебниках истории, обманывая детей на всю жизнь.
Начнем с общеизвестного. Едва Наполеон вошел на территорию империи, как русская армия начала быстро улепетывать от него. Как писал в одном из писем участник этих событий Раевский, «мы без выстрела отдали Польшу», имея в виду территории нынешней Литвы и Западной Белоруссии, включая Минск. Для России это были новые территории, захваченные ею совсем недавно, поэтому здесь Наполеона встречали как освободителя.
Война начиналась как-то странно. Дойдя походным маршем до Вильно и заняв город без боя, Наполеон выслушал там вызывающе бессмысленные «мирные предложения» царя Александра, озвученные странным Балашовым, клоунски одетым в маловатый генеральский мундир, который его тучное тело разрывало, как переваренная сарделька оболочку.
Почесав затылок от всех этих странностей, Наполеон неуверенно двинулся дальше в поисках русской армии, которая, как он наивно рассчитывал, должна была бы, по идее, защищать свое отечество. Но у руководства русской армии таких дурацких идей и не возникало. Шел день за днем, а русские все бежали и бежали, даже не думая давать бой. И только добежав до Смоленска, они решили немного позащищать родину. Неудачно, конечно. Энтузиазм не заменил умения, Смоленск был взят и оставлен. Нет, наверное, нужды пояснять читателю, кто его взял, а кто оставил.
Наполеон мог бы кончить войну в Смоленске. Он мог бы закончить ее в Витебске. Или в Вильно. И во всех этих случаях он бы выиграл. Наполеон колебался. Его разрывали сомнения.
Если он остановится и не пойдет далее, то будет спокойный вариант с гарантированным результатом. Наполеон получит хорошие перспективы на заключение мира в следующем году. Наполеон даже знал, как можно подстегнуть Александра к заключению мира: начать неспешно-демонстративный процесс создания буферного и недружественного России польского государства, включающего в себя всю современную Польшу, Литву и Белоруссию. Скорее всего, нервы у России подобного не выдержат, и она даст сигнал к миру. А если нервы выдержат, если русские смирятся с потерей западных провинций и созданием постоянной угрозы на своих границах, если они не станут просить мира, а просто затаят злобу и будут продолжать нарушать континентальную блокаду? Тогда в следующем году, переждав зиму и весеннюю распутицу, можно будет продолжить кампанию. Или вообще плюнуть на Россию, у которой отныне будет полно проблем с Польшей: та с готовностью возьмет на себя роль кордона на пути английской контрабанды из России в Европу.
Это был бы беспроигрышный, гроссмейстерски выверенный вариант. Но у него были свои недостатки. Польша стратегически слабее России. К тому же Россия будет экономически поддерживать Англию, покупая у нее товары. Тем более Россию как союзника Наполеон ценил все-таки больше, чем Польшу. Именно вместе с Россией, ударив через Азию на Индию, он мог бы нанести Англии смертельный удар. Наполеон слишком ценил Россию, и потому пошел воевать ее дальше. Такова парадоксальная логика любви.
А ведь у истории был шанс!.. Войдя в Витебск, Наполеон бросил отстегнутую шпагу на стол с картами и хмуро бросил: «Кампания 1812 года закончена». Но потом все-таки решил идти до Смоленска и остановиться там. Логика в рассуждениях Наполеона была. Как писал адъютант императора, граф де Сегюр, «император... находит нужным идти до Смоленска. Там он обоснуется, и если весной 1813 года Россия не заключит мира, она погибла! Ключ к обеим дорогам – в Петербург и Москву – находится в Смоленске, поэтому необходимо овладеть этим городом, откуда можно будет одновременно идти на обе столицы...»
Известно, что многие наполеоновские офицеры не понимали целей этой войны. При этом изрядное количество авторов обвиняет Наполеона в самодурстве и в том, что он не слушал ничьих разумных советов, тупо продолжая наступать. Неправда. Слушал. И отвечал. Процесс принятия решения и обсуждений в наполеоновском штабе прекрасно описал тот же Сегюр. В этом замечательно характеризующем (и многое объясняющем в его натуре) описании император вовсе не напоминает упертого самодура! Впрочем, судите сами:
«Бертье и Дарю возражали. Император кротко слушал, но все же часто перебивал их своими ловкими замечаниями, ставя вопрос так, как это было ему желательно, или перемещая его в другую плоскость. Но как бы неприятны ни были истины, которые ему пришлось при этом выслушать, он все-таки выслушивал их терпеливо и даже отвечал. И в этом споре его слова, его манера, его движения отличались простотой, снисходительностью и добродушием. Впрочем, добродушия у него всегда было достаточно, чем и объясняется то, что, несмотря на столько бед, его все-таки любят те, кто жил в его близости».
...Смоленск французами был с боем взят. В России полагали, что здесь Наполеон остановится и на этом завершит кампанию 1812 года. Представитель «хозяев» при русской ставке – английский генерал Роберт Вильсон отбил в Лондон депешу: «Все пропало, Наполеон остановился в Смоленске». Но когда через два дня нетерпеливый Наполеон все-таки решился завершить кампанию за один год и вышел из Смоленска на Москву, Вильсон отправил в Лондон новую депешу: «Все спасено! Французы идут на Москву!»
Вот она – искренняя радость англичан: русские крестьяне в солдатской форме будут проливать кровь за английские товары, которыми они в жизни не пользуются, ура!..
Надо было, конечно, Наполеону остановиться и начать организацию Польского государства. Он был бы тогда в полном шоколаде. Как я уже говорил, в западных российских губерниях, в том числе в Малороссии, французов встречали как освободителей от русского ига. В Великую армию хлынул поток добровольцев из этих местностей, которые хорошо себя зарекомендовали в боях с русскими. В освобожденных городах создавалась национальная гвардия, которая позже защищала свои города от Кутузова. Кстати, из русской армии, где было много литовцев, наблюдалось их массовое дезертирство и переход на сторону Наполеона.
В России гражданские лица собирали пожертвования в пользу русской армии, в Польше и Литве – в пользу французов. А когда русская армия после ухода Наполеона вступала на западные земли, русские офицеры отмечали: «Жители не разорены, они добровольно все предоставили французам, устроили для них магазины фуража и продовольствия и большею частью сохранили свои дома и скот».
Жизнь сама показывала Наполеону ту естественную демаркационную линию, по которой нужно было обустраивать новую Польшу, – там, где его встречали как освободителя. Но он пошел дальше и получил в старых российских губерниях выжженную землю: русские сами уничтожали свою собственную страну, жгли
