покровительствует ему. Август открыл первую государственную школу. Тиберий сделал сенатором простого школьного учителя. При Траяне в Риме 5000 учеников учились за государственный счет, зарплату учителям платила казна. Адриан распространил это новшество на все провинции. Антонин освободил ученых, учителей и врачей от податей и повинностей. Марк Аврелий открыл в Афинах четыре кафедры философии, две кафедры красноречия, одну кафедру софистики. Император Александр Север основал «спецшколы» с упором на математику и механику применительно к строительному делу.
В поздней империи даже такие далекие от Рима провинциальные города, как Марсель и Бордо, стали центрами просвещения. Рим сеял знания во всех своих провинциях и колониях.
Поначалу учебники были дороги и учитель просто диктовал ученикам содержание учебника, а те конспектировали. Но потом, во времена Цезаря, один предприимчивый издатель изобрел способ быстрого производства книг — он накупил уйму грамотных рабов, которые их переписывали. (Напомню, что тогдашние книги имели вид длинных свитков, каждый из которых имел «обложку» — помещался в небольшой цилиндрический футлярчик. На футлярчике висел ярлычок с названием.) Почин ловкого предпринимателя был подхвачен, и уже при Августе на рынок было выброшено столько книг, что их цена упала. Французский историк конца XIX века Жюльен предполагает, что «цены на книги в течение первого века были, по-видимому, ниже теперешних».
Демократизация знаний, она, знаете ли, весьма способствует цивилизованности…
Рабы закона
Помимо всеобщей грамотности Городская цивилизация древности отличалась от Деревенской еще одним пунктиком.
Именно античность привела «к необычайно широкому для аграрных обществ распространению рабского труда», как отмечают исследователи. Сама жизнь этого требовала… Городская цивилизация, как мы помним, демократична, в ней роли воина и крестьянина не разделены. Собрал урожай — можно и повоевать. Главное, чтобы война была недолгой, чтобы до уборки урожая уложиться. Пока армия ходила по небольшой территории Апеннинского сапога, все было нормально — укладывались. Но, завоевав весь полуостров, Римская республика вышла на иной уровень решения стратегических задач. Став «взрослым государством», она столкнулась с проблемами взрослых. Теперь ее главным конкурентом был великий Карфаген, самое мощное государство Запада. Тоже, кстати, республика, только не крестьянская, а торговая.
Стратегия — вещь непрямого действия. И конфликт между двумя державами начал решаться не на территории этих держав, а в «третьем мире» — на Сицилии и Сардинии, в материковой Испании. Карфагенян римляне называли пунами. И именно в Пунических войнах как нельзя более четко проявилось «противоречие универсализма»: крестьянин-воин не мог воевать долго. А расстояния и масштабы деятельности, на которые вышел Рим, требовали ведения многолетних войн в дальних странах. Хорошо было полководцу Регулу — его клочок земли сенат решил обработать за государственный счет. А простому солдату что делать?
Отчасти эта проблема решалась с помощью института рабства. Зажиточный крестьянин, уходя на войну, покупал раба и оставлял его на хозяйстве. Главное, чтобы клочок земли позволял прокормить этот лишний рот (что тоже бывало не всегда). Если же крестьянин не был зажиточным и денег на раба не хватало, возвращаясь с длительной войны, он обнаруживал, что пришедшее в запустение хозяйство давно продано женой за долги, а сам он превратился в бомжа.
Вот как описывал состояние такого человека Плутарх: «И дикие звери в Италии имеют логова и норы, куда они могут прятаться, а люди, которые сражаются и умирают за Италию, не владеют в ней ничем, кроме воздуха и света, и, лишенные крова, как кочевники, бродят повсюду с женами и детьми. Полководцы обманывают солдат, когда на полях сражений призывают их защищать от врагов отчие гробницы и храмы. Ведь у множества римлян нет ни отчего алтаря, ни гробниц предков, а сражаются они и умирают за чужую роскошь, чужое богатство. Их называют владыками мира, а они не имеют и клочка земли».
Земельный вопрос — дело тугое… К тому времени, когда писались слова Плутарха, проблема приняла болезненный характер, государственные земли и земли, проданные за долги мелкими собственниками, уже давным-давно были захвачены римской олигархией — произошел естественный для экономики процесс концентрации капитала (в данном случае земельного). Земля, точнее, права на нее, словно капельки ртути, сбегали от мелких хозяев и сливалась в одну большую латифундистскую каплю. На латифундиях олигархов вместо свободных крестьян трудились рабы (труд раба дешевле, чем труд арендатора). Безземельные бомжи в массовом порядке стягивались в Рим. А до промышленной революции, до появления фабрик и заводов, на которых можно было бы занять городское население, чтобы превратить пролетариев древнеримских в пролетариев в марксовом понимании этого слова, было еще далеко.
Да и не пошли бы римские пролетарии в марксовы: работать не на себя считалось позорным — только рабы на хозяев пашут. Про этот психологический парадокс античности я уже писал. Именно этот парадокс провел в античном мире четкую разграничительную линию между рабом и свободным человеком. В классической деревенской цивилизации такой линии просто не было: положение закрепленного за участком земли крестьянина и так не очень сильно отличалось от положения раба. Равно как и положение собирающего с него подати феодальчика, потому что феодальчик целиком и полностью подчинялся царю. По сути, в аграрной восточной империи только один человек был полностью свободен — восточный деспот.
Иное дело западная городская античность. Там свободны и равны все. Кроме рабов, разумеется. Отсюда острая грань, отделяющая одних от других. Свободный гражданин — это все. Раб — ничто. Оба они люди. Оба ходят. Оба говорят, желают, думают, мечтают, страдают… Но насколько разная жизнь! И единственное, что отличает раба от римского гражданина — свобода. Права человека. И вот эту вроде бы невещественную и неосязаемую штуку римляне очень четко ощущали.
Раб — не человек. Раб — вещь. И поскольку для римлян частная собственность была священна, раб охранялся законом не хуже любой другой вещи. Охранялся не от хозяина, разумеется, а от покушения на хозяйское добро. Но поскольку раб все-таки живой товар, это порождало интереснейшие юридические коллизии.
Римские юристы, например, спорили, обладает ли ребенок рабыни статусом приплода. Речь не шла о том, является ли ребенок свободным или нет — по праву рождения он безусловный раб, поскольку его мать рабыня. Но распространяются ли на ребенка имущественные права ростовщика, если заложена была только беременная рабыня? Это интересный вопрос.
Далее. Если раб у хозяина что-то украл, считается ли это кражей? Правильный ответ: нет, не считается. Потому что раб — вещь, принадлежащая хозяину. И украденное также принадлежит хозяину. Стало быть, имущественный статус «украденной» вещи не меняется. Никакой кражи не было. Вещь просто перешла из одного кармана хозяина в другой. А чтобы хозяин в растерянности не хлопал себя по карманам, ища переместившуюся вещь, он может раба наказать — чтобы впредь не перекладывал хозяйские вещи. Раба можно, например, казнить. Или продать. Ну, казнить невыгодно — за раба деньги плачены. А при продаже по закону о защите прав потребителей нужно предупредить покупателя, что раб вороват.
Законы в Риме были очень гуманными. Продавец рабов должен был указывать как на положительные, так и на отрицательные стороны своего товара. Рабов на рынке выставляли на помост, намазав им ноги чем-нибудь белым — мелом, например. Это чтобы они отличались от свободных. Рабов более высокой категории (скажем, философов, умельцев, ученых и пр.) на общий помост не выставляли, их держали в особом загончике как особо ценный товар.
Если на рабе венок — значит, военнопленный. Если колпак, значит, товар неясный, никаких гарантий на него продавец давать не может. На шее некоторых рабов висел ярлык, бирка, на которой указана полная характеристика товара — откуда, что умеет, каковы недостатки. Практиковалась торговля с нагрузкой — в придачу к нескольким здоровым, сильным рабам могли дать практически бесплатно пару завалящих тощих стариков.
Несмотря на то, что закон защищал покупателя, продавцы рабов ничуть не отличались от
