Стороны, в полном соответствии с «лучшими» чертами карфагенского характера, обходились с пленными самым жесточайшим образом. «Трупы их имели такой вид, будто их терзали дикие звери», — пишет один эмоциональный историк.
Барка победил. Всего в этой внутренней войне им было уничтожено более 60 000 своих бывших наемников. Это было тяжкое время для Карфагена, и без того ослабленного 24-летней войной с Римом. И это было самое удобное время для римлян, чтобы окончательно покончить со своим природным врагом. Но римляне так не поступили. Напротив, они стали помогать Карфагену в его борьбе с мятежниками — римляне слали пунийцам продовольствие, а своим купцам запретили торговать с мятежниками. Также они вернули пунийцам всех пленных и каждую просьбу Карфагена выполняли, как пишет Полибий, быстро и охотно.
Больше того, когда на Сардинии, которая была пунийской провинцией, тоже восстали наемники и предложили Риму перейти на его сторону, Рим отказался. От наемников карфагенского города Утика поступило такое же предложение. И на него последовал немедленный отказ. Это благородство потом стоило Риму двух Пунических войн и сотен тысяч жизней своих соотечественников. Но, видимо, поступить иначе римляне не могли.
Чем же ответили карфагеняне римлянам на такое добро? Тем, что втайне захватывали корабли римских купцов и грабили их. А чтобы замести следы, топили в море всю команду. Когда римляне узнали об этом, они были в ярости. Встал вопрос об объявлении Карфагену войны. Но обессиленный двумя войнами подряд Карфаген взмолился о мире, стал дико извиняться, крича, что черт попутал, больше не повторится — и отдал римлянам в качестве компенсации «за моральный ущерб» Сардинию, а также согласился увеличить выплату контрибуций еще на 1200 талантов. Настал мир.
Ну что значит «мир»? Относительно Первой Пунической войны мир, конечно. Боевые действия велись, что называется, по мелочи. Римляне повоевывали в Галлии, на Балканах давили пиратские государства, громили туземцев на присоединенной Сардинии. А Гамилькар Барка бил туземцев испанских: пока шла вся эта буча, испанские племена слегка распоясались и пришлось Карфагену приводить их в чувство — покорять Испанию вторично. Не бросать же провинцию! Пиренейский полуостров был стратегически важным пунктом — там находились знаменитые серебряные, медные и железные рудники. Но главное — Гамилькар рассчитывал создать из Испании плацдарм для будущей войны с Римом.
Возня Карфагена в Испании римлян тревожила. Они задницей чуяли недоброе. И даже послали к Гамилькару посольство, чтобы выяснить, что вообще там такое затевается. Барка успокоил римлян блестящей словесной формулой, которую нечем было крыть: я воюю Испанию для того, чтобы побыстрее расплатиться с Римом.
Забыл сказать… Перед тем, как Барка отбыл в Испанию, случился в Карфагене один глубокий человеческий эпизод, не будь которого, не было бы, возможно, и Второй Пунической войны. Точнее, не было бы в том виде, в каком ее знают историки.
Маленький девятилетний мальчик — сын Гамилькара — прибежал к отцу и попросился поехать с ним в Европу. Гамилькар молча взял мальчика за руку и повел в мрачный пунийский храм. Там он пообещал, что возьмет с собой сына, но заставил мальчика поклясться перед богами, что тот до самого конца жизни будет ненавидеть римлян и воевать с ними, пока кровь течет в его жилах. Клятве мальчик был верен всю свою долгую жизнь, которую целиком посвятил одному — уничтожению Рима.
Этого дрожащего, худенького малыша, такого крохотного по сравнению с огромным гулким пространством храма, звали Ганнибал.
Прошло двадцать лет…
Ганнибал у ворот
За эти годы много чего случилось… Гамилькар Барка погиб в Испании. Но успел основать на побережье город Новый Карфаген. И дал своим сыновьям, в том числе и Ганнибалу, неплохое образование — военное и «гражданское». Ганнибал отлично чувствовал ткань войны, прекрасно знал несколько языков, включая латынь и греческий (на котором, правда, говорил с жутким пунийским акцентом). Плюс к тому он от природы был превосходным психологом.
В 25 лет Ганнибал возглавил испанскую армию Карфагена и продолжил дело отца даже с большим рвением, чем сам Гамилькар. Будучи всего лишь назначенным лицом на службе у Карфагена, он вел испанские дела так, чтобы столкнуть две великие державы в смертельной схватке.
Про жестокость Ганнибала ходит много ужасных историй. Якобы он заваливал телами пленных рвы, и потом его армия преодолевала эти рвы прямо по трупам. Якобы он закапывал пленных по пояс, а вокруг разводил костры… Вообще, касательно личности Ганнибала историки делятся на две группы. Те, которые симпатизируют великому пунийцу, уважая его военный гений, говорят, что нет убедительных исторических доказательств подобных зверств. Другие спрашивают, какие еще нужны доказательства, если об этом прямо пишут древние историки?
Думаю, бессмысленно встревать в этот спор. Ясно одно: Ганнибал был сыном своего времени, да к тому же пунийцем — и этим уже многое сказано… А вот как характеризуют его те, кто был к Ганнибалу ближе, чем современные историки. Ливий:
«Насколько он был смел, бросаясь в опасность, настолько же он был осмотрителен в самой опасности. Не было такого труда, при котором он уставал бы телом или падал духом. И зной, и мороз он переносил с равным терпением, ел и пил столько, сколько требовала природа, а не в удовольствие; распределял время для бодрствования и сна, не обращая внимания на день и ночь, — он уделял покою только те часы, которые оставались свободными от работы, притом не пользовался мягкой постелью и не требовал тишины, чтобы легче заснуть. Часто видели, как он, завернувшись в военный плащ, спал среди воинов, стоящих на карауле или в пикете. Одеждой он ничуть не отличался от ровесников, только по вооружению да по коню его можно было узнать. Как в коннице, так и в пехоте он далеко оставлял за собой прочих, первым устремлялся в бой, последним после сражения оставлял поле. Но в одинаковой мере с этими высокими достоинствами обладал он и ужасными пороками. Его жестокость доходила до бесчеловечности, его вероломство превосходило пресловутое пунийское вероломство. Он не знал ни правды, ни добродетели, не боялся богов, не соблюдал клятвы, не уважал святынь». Полибий:
«…Единственным виновником, душой всего, что претерпели и испытали обе стороны — римляне и карфагеняне, я почитаю Ганнибала. Столь велика и изумительна сила одного человека, одного ума.
…Разве можно не удивляться стратегическому искусству Ганнибала… если окинешь взором это время во всей его продолжительности, если со вниманием остановишься на всех больших и малых битвах, на осадах и падениях городов, на трудностях, выпадавших на его долю, если, наконец, примешь во внимание всю огромность его предприятия? В течение 16 лет войны с римлянами в Италии Ганнибал ни разу не уводил своих войск с поля битвы. Подобно искусному кормчему, он непрерывно удерживал в повиновении эти огромные разнородные полчища, сумел охранять их от возмущений против вождя и от междоусобных раздоров. В войсках его были ливяне, иберы, лигуры, кельты, финикияне, италики, эллины — народы, не имевшие по своему происхождению ничего общего между собою ни в законах, ни в языке, ни в чем бы то ни было ином. Однако мудрость вождя приучила столь разнообразные и многочисленные народности следовать единому приказанию, покоряться единой воле при всем непостоянстве и изменчивости положений, когда судьба то весьма благоприятствовала ему, то противодействовала.
…Нелегко судить о характере Ганнибала, так как на него действовали и окружение друзей, и положение дел; достаточно того, что у карфагенян он прослыл за корыстолюбца, а у римлян — за жестокосердного».
Лично мне кажется, что первая часть характеристики Ганнибала несколько противоречит второй. Вряд ли человек, спящий на земле и посвятивший жизнь одной идее, который оставляет развлечениям только свободное от «работы» время, столь уж любит деньги. Жестоким он мог быть и был. Но деньги?.. Куда ему их тратить? Девятилетним мальчиком Ганнибал уехал из Карфагена и вернулся туда уже поседевшим, далеко шагнувшим во вторую половину жизни человеком. Он даже не помнил, как выглядит родина, защите которой посвятил жизнь. Испания была ему большей родиной — в этой стране прошли
