подумает, когда проснется, а его не окажется дома?
С ней все будет хорошо. Наверное.
— Фиона чем-то отравилась. Кишечная инфекция.
Джулия сморщила нос.
— Надо было вчера сказать ей, чтобы вымыла руки. Официанткам приходится то и дело брать в руки меню, к которому прикасалось столько людей. Можно подхватить какую угодно заразу.
Элиот кивнул. Отлично. Теперь он думал о том, что они с Фионой могут провалить следующее героическое испытание из-за того, что она больна.
— Я знаю, что нам нужно, — объявила Джулия. — Сыграй что-нибудь. — Она сунула руку в рюкзак Элиота и достала резиновый сапог, в который он прятал Леди Зарю.
Элиот взял сапог, немного раздраженный тем, что Джулия прикоснулась к его скрипке.
Разве он рассказывал ей о том, где хранит инструмент? Он такого не помнил.
Элиот сделал еще глоток вина и поморщился. Нет, наверное, все-таки рассказывал.
Он провел ладонью по деке. Она была красной, как огонь, и он вспомнил вчерашнюю ночь и то, как ожили аттракционы в парке. Из-за чего это произошло? Может быть, мистер Миллхаус включил какой-то рубильник? Или все случилось из-за его музыки? Мысль казалась безумной, но ощущение было именно такое. А потом на его мелодию эхом отозвалась каллиопа…
— Пожалуй, я не буду играть.
Джулия перестала улыбаться.
— Не будешь? Ну ладно.
Они немного посидели молча. Был слышен только шелест опавшей листвы эвкалиптов, гонимой по земле жарким ветром.
Вчера ночью Фиона рассказала Элиоту о том, что дядя Аарон обучил ее мастерству резки. Наверное, это было страшно — знать, что ты способен разрезать все на свете. Фиона потом снова стала плакать, потому что вспомнила, как страшно погиб мистер Миллхаус — как она разрезала его пополам.
Ничего ужаснее Элиот в жизни не видел.
Он начал понимать, как себя чувствует сестра.
Элиот поставил стаканчик с вином на скамейку. Ему вдруг расхотелось пить, а уж тем более вино — красное, как кровь.
— Все еще думаешь о Фионе?
— Типа того. У нас дома все наперекосяк.
— Я знаю, каково тебе, — вздохнула Джулия. — Иногда даже в самый прекрасный день, когда есть бутылка вина и рядом — хороший парень, я не могу забыть о своих родственничках.
Она назвала его хорошим парнем?
Но было уже слишком поздно. Он все испортил своим тоскливым настроением.
А может, не испортил. Может быть, как раз наоборот: у него появился шанс поговорить с Джулией. Помочь ей.
— Ну и как у тебя? В смысле, с родственниками.
Джулия уставилась на опавшие листья и стала покусывать нижнюю губу. Потом открыла рот, но тут же закрыла и покачала головой.
Он должен начать первым, должен рассказать что-то о своей семье.
— Я тебя понимаю. Порой мне кажется, что никто не поверит и половине того, что происходит у нас дома. Ну, к примеру, что у моей бабушки есть список правил длиной в восемь страниц — напечатанный на машинке! Сто шесть правил, представляешь?
Джулия изумленно посмотрела на Элиота.
— Прямо как в тюрьме. А ты помнишь хоть половину?
Элиот пожал плечами. Конечно, он помнил все правила. Большую их часть он выучил, как только научился читать. Они с Фионой словно родились с этим руководством.
— А еще у меня есть дяди и тети, — сказал он. Но что можно рассказать о них Джулии? Он ведь и сам не был вполне уверен в том, что собой представляют его родственники. — Они… грандиозные, но не в хорошем смысле слова. В общем, нами с Фионой вечно кто-то командует.
Джулия отвела взгляд и быстро заморгала. Не глядя на Элиота, она спустила с плеча футболку. На бледной коже синели три отметины от пальцев.
— Это моя мачеха сделала, — сказала Джулия так тихо, что Элиот едва расслышал. — Но не только мне достается. У меня трое братьев, и одного из них мачеха столкнула с лестницы.
Несколько секунд она молчала. Ее губы дрожали. Девушка пыталась сдержать слезы, но все же они потекли по ее щекам.
— Полицейским она сказала, что парень упал сам, и ей поверили.
Элиот нежно прикоснулся к спине Джулии. Оказывается, для того, чтобы в жизни все шло кувырком, не обязательно якшаться с богами и демонами. Достаточно одного плохого человека.
Джулия повернулась к нему, и его руки обвились вокруг ее талии. Девушка прижалась лицом к его груди и разрыдалась.
Он не знал, что сказать, чтобы утешить ее. Или самых добрых слов могло не хватить?
— Послушай, а может быть, я все-таки тебе что-нибудь сыграю?
Джулия выпрямилась и кивнула. Она вытерла слезы тыльной стороной ладони.
— Это было бы здорово.
Элиот вытащил из сапога Леди Зарю и смычок. Осторожно провел большим пальцем по струнам. По скрипке пробежали едва заметные вибрации.
Что-то подсказывало Элиоту: именно этого Джулия хотела больше всего. И все было лишь уловкой, чтобы вынудить его сыграть.
Но как ему могла прийти в голову такая мысль? У Джулии были свои, настоящие проблемы. Такая милая девушка ни за что не стала бы хитрить с ним. Элиот покраснел, устыдившись своих сомнений. Общение с Сенатом превратило его в параноика.
Он прижал скрипку подбородком и поднял смычок. И начал со знакомой детской песенки «Суета земная».
Но тональность мелодии вдруг сама собой изменилась под его пальцами, музыка зазвучала мрачнее. Тени, отбрасываемые эвкалиптом, стали темнее, и Элиот словно оказался в крошечном круге тусклого света.
Осталась только Джулия, вставшая перед ним на колени.
Он не хотел этого. Он собирался сыграть что-нибудь легкое, чтобы развеселить ее.
Элиот устремил взгляд на ее залитое слезами лицо. Вот откуда шла вся эта тьма. Казалось, когда он играл, его музыка становилась увеличительным стеклом, через которое он видел ее душу.
Появились слова, которые часто слышались Элиоту на фоне этой мелодии:
Элиот плотнее прижал струны и заставил Леди Зарю играть то, что ему хотелось. Он вернулся к мажорной тональности и превратил мелодию в задорную, танцевальную, стал притопывать ногой и снова ощутил себя живым.
Солнце вышло из-за туч, порыв ветра расшевелил тысячи легких листьев эвкалипта, и они взлетели в воздух и стали танцевать вокруг Элиота и Джулии в такт с музыкой.
Джулия радостно рассмеялась.
