«ФРИМЕН».
Вид у него был сердитый и хмурый. Его взгляд мог бы посоревноваться с бабушкиным по пронзительности. Судя по знакам отличия, он носил звание капитана.
Фримен положил на стол большой полиэтиленовый пакет с наклейкой «ВЕЩЕСТВЕННЫЕ ДОКАЗАТЕЛЬСТВА». Внутри в отдельных пакетах лежали рюкзак Элиота и фонарик, а также скрипка и смычок в пластиковом цилиндре.
Элиоту хотелось протянуть руку и прикоснуться к Леди Заре, но он сдержался.
— Ну, как он? — спросил Фримен у доктора Миллера.
— С ним все будет в порядке. Мне бы хотелось обследовать их обоих в госпитале… на всякий случай.
Миллер едва заметно покачал головой, глядя на Фримена.
— А девочка как?
— Токсикологический анализ отрицательный. Но давление поднять не удалось. «Неотложка» в пути. Запаздывают. Тяжелая выдалась ночь.
Фримен что-то неразборчиво проворчал и начал разглядывать Элиота, словно увидел его впервые.
— Вы таращитесь на меня, молодой человек. Я вам кажусь смешным?
— Нет, сэр.
Элиот был готов отвести глаза, но догадался, что Фримен именно этого добивается. Так повел бы себя «хороший мальчик». Это было состязание. Его воля против воли Фримена. Если бы он отвел взгляд, то признал бы, что капитан имеет над ним власть.
Поэтому Элиот продолжал смотреть Фримену в глаза, всеми силами стараясь подражать манерам Роберта Фармингтона. Он удобнее устроился на стуле.
— Ну-ну. Давай, разыгрывай передо мной крутого парня, — поджал губы Фримен. — Ты нам не больно-то нужен. Девчонка нам все рассказала.
Всю заносчивость с Элиота как рукой сняло. Он сел прямо.
— После того, как вас осмотрят в больнице, — сообщил ему Фримен, — вам предстоит долгая прогулка до федеральной тюрьмы «Неллис».
Элиот растерялся. Он уже раскрыл было рот, чтобы сказать Фримену, что они с Фионой не хотели сделать ничего плохого, что им просто была нужна одна вещь и что они…
Но вовремя осекся и сжал губы.
Фримен просто пытался заставить его проговориться.
— Моя сестра вам бы ни за что ничего не сказала, — заявил Элиот. — И в федеральную тюрьму пятнадцатилетних не сажают.
Фримен записал в маленький блокнот: «Сестра. Пятнадцать».
— Можешь думать, что я шучу, — проворчал он, — но вам сильно повезло, что вас сегодня не убили. Мало того что вас чуть не пристрелили во время проникновения на сверхсекретную территорию, так вдобавок вы с сестрицей забрели на ракетный полигон во время сброса топливных отходов и угодили прямехонько в облако токсичных газов.
Ложь. Элиот это знал — сам не понимая откуда, но знал. Нет, то, что их чуть не подстрелили, — скорее всего, это правда. А вот насчет сброса топливных отходов… тут что-то явно не сходилось.
Во-первых, туман он вызвал своей музыкой.
Во-вторых, Фримен сообщил об этом как-то не слишком уверенно.
Зачем он лжет? Потому, что не может объяснить неожиданное появление облака тумана в пустыне в летнюю ночь?[91]
Что же в этом тумане было такого, из-за чего стоило лгать?
Элиот вспомнил о криках людей в тумане, о своих странных видениях — скелетах, черепах и гигантских тенях.
— Кто-нибудь пострадал?
— Да, — кивнул Фримен, еще пристальнее глядя в глаза Элиота. — У меня выведены из строя два человека. А они не оказались бы там, если бы им не пришлось гоняться за вами.
Выведены из строя? Значит, мертвы?
Это был несчастный случай. Как он мог предполагать, что произойдет из-за его музыки?
А должен бы. Он ведь знал, что делал. Но заботился только о том, чтобы отвести опасность от себя и Фионы. И не задумывался, что музыка может сделать с людьми, находившимися поблизости.
— Транспортируйте их, — приказал Фримен врачу. — Я хочу, чтобы его состояние стабилизировалось, и тогда мы продолжим допрос. Хочешь позвонить родителям? — спросил он у Элиота.
Элиот покачал головой.
— Я так и думал, — пробормотал Фримен. — Но мы их скоро разыщем.
Элиот и Фиона два года назад сфотографировались в супермаркете и сняли отпечатки пальцев на тот случай, если их вдруг похитят. В конце концов Фримен узнает, кто они такие, и свяжется с бабушкой.
Он чуть не рассмеялся. Какое это теперь имело значение? Он размышлял, как прежний Элиот Пост: боялся неприятностей, в то время как Фиона могла вот-вот умереть.
Теперь им ни за что не добраться до этих Золотых яблок…
Взгляд Элиота упал на Леди Зарю.
Или все-таки что-то можно сделать?
Даже сквозь слои полиэтилена он хорошо видел лакированную поверхность скрипки. Она сверкала огнем. Он видел скрученные спиралью концы оборванной струны. Но сможет ли он вообще сыграть на трех струнах?
Он решил, что сможет… Нужно будет только немного поменять позиции пальцев и импровизировать на ходу, исполняя «Симфонию бытия».
Фримен и доктор Миллер говорили о раненых военнослужащих, а Элиот не сводил глаз со своей скрипки.
Да, пожалуй, он сможет сыграть на трех струнах.
Проблема была не в этом. Проблема была в нем.
На этот раз, если он начнет играть и призовет туман, это станет его решением, а не чем-то неожиданным, появившимся в последний момент. Сейчас он полностью осознавал последствия своих действий.
Ему нужен более густой туман, чтобы спрятаться не только от двоих людей, находившихся с ним в комнате, но и от множества других, служивших на базе.
А для этого придется сыграть последнюю часть симфонии, которая его так напугала, сыграть и вызвать к жизни нечто ужасное.
В опасности окажутся люди, которые просто честно выполняют свою работу. Они столкнутся с созданиями, обитающими в тумане, они заблудятся в бесконечных проходах. Многие даже могут погибнуть.
И он будет в ответе за это.
Но на карту поставлена жизнь Фионы. Можно ли рисковать жизнью многих, чтобы спасти одного?
Выбор был именно таков. И это был его выбор.
С таким же успехом можно палить из ружья в комнате, битком набитой народом. Стрелять, не прицеливаясь, демонстрируя равнодушие к человеческой жизни.
Но Элиот не мог позволить, чтобы его сестра умерла.
Может быть, именно для этого и было предназначено третье испытание. Во время второго испытания Фионе пришлось убить Миллхауса. Возможно, теперь настала очередь Элиота сделать что-то подобное.
Он обязан принять решение.
Убить — или быть убитым. Жить — или погибнуть. Добро или зло.
Фримен наклонился и расстегнул наручник на запястье Элиота.
— Если тебе больше нечего сказать, молодой человек, пора трогаться.
Элиот в последний раз взвесил все «за» и «против» и принял решение.
