него у Элиота щипало кожу. Конечно, она становилась чистой, но ее обжигала каустическая сода.
Внимание Элиота привлекло красное пятнышко в раковине. Кружок блестящей, чуть смятой фольги.
Он осторожно прикоснулся к обертке и понял, что это шоколадная конфета. Элиот посмотрел на зеркало над раковиной. На нем виднелись какие-то мазки. Он наклонился и дохнул на стекло.
Появились слова, написанные каллиграфическим почерком Фионы:
Элиот развернул фольгу. Внутри лежала половинка конфеты. Мальчик улыбнулся и сунул конфетку в рот.
Он не знал, где ее взяла Фиона, но шоколад был редким лакомством — особенно такой шоколад, который Сесилия не испортила в процессе приготовления. Элиот любил старушку, но, если честно, ему казалось, что в один прекрасный день она их всех отравит.
Он тщательно протер зеркало полотенцем.
Потом сложил фольгу, завернул в туалетную бумагу, бросил в унитаз и смыл.
Насчет шоколада правила не существовало, но это не означало, что оно не появится, если бабушка найдет обертку.
Элиот поискал, нет ли еще каких-нибудь сюрпризов, не нашел, взял зубной порошок и почистил зубы.
— Тссс, — послышалось из вентиляционной решетки в полу. Элиот сполоснул рот и присел на корточки.
— Эй… спасибо.
— Не за что, — прошептала в ответ Фиона.
Вот так они переговаривались после того, как в доме гас свет. Слышимость в ванной была самой лучшей, но, находясь в своих комнатах, они тоже могли беседовать, если наклонялись к вентиляционным решеткам. Правда, приходилось накрывать голову одеялом, чтобы не было слышно голосов.
— Как ты думаешь, что это сегодня творится? — спросила Фиона. — Меня прямо мороз по коже подирает, когда вспоминаю, как ведет себя бабушка.
— Да… — Элиот вспомнил удививший его режущий взгляд и почувствовал, как руки у него покрылись гусиной кожей. — Я слышал, они говорили по-немецки. Что значит «versteckt»?
— Гмм… «Прятаться». Нет, вернее — «спрятанный».
— Может быть, они говорили о подарках ко дню рождения?
— Может быть.
По холодному тону сестры Элиот понял, что и она в этом сомневается.
Секунду они оба молчали.
— Сегодня на работе… я очень ценю то, как ты себя повел, — наконец проговорила Фиона.
— Все нормально. Думаю, теперь нам с тобой у Ринго будет легче.
— Конечно. Ладно, давай завязывать, пока нас не услышали.
— Слушай, еще кое-что.
— Что?
Элиоту хотелось еще много чего сказать Фионе. Например: если уж мне и досталась психованная сестра, я рад, что это именно ты. Или: если бы не твоя помощь, мои домашние задания и вполовину не были бы такими удачными. Или… (нет, даже мысль об этом вызывала боль) я тебя почти люблю, несмотря ни на что.
Но вместо всего этого он сказал только:
— Счастливого дня рождения.
— И тебе.
Элиот встал, умылся и посмотрел в зеркало. Он по-прежнему был похож на dorkus maximus. Но может быть, завтра все изменится. Пятнадцать лет. Он вздохнул и выключил свет.
4
Обучение водителя
Роберт Фармингтон наблюдал за тем, как его начальник Маркус Уэлманн вскрывает замок на двери с матовым стеклом.
Конечно, они нарушали закон, но это была юридическая контора, и люди, работавшие в ней, только тем и занимались, что нарушали законы.
Роберт работал на компанию «Уэлманн и партнеры, частные расследования», хотя никаких «партнеров» и в помине не было, да и лицензии сыщиков у них с Уэлманном отсутствовали. Сегодня ночью они явились сюда, чтобы разыскать кое-какие конфиденциальные файлы со сведениями об одной пожилой даме, пропавшей без вести. Ничего ужасного.
Роберт обвел взглядом пустой коридор, выглянул из окна второго этажа на улицу. В три часа утра в этом городке было безлюдно, как на кладбище. Городок назывался Дель-Сомбра. По-испански — «Из тени». Странное название.
Роберт оглянулся. Его босс огромными ручищами потянул на себя маленький замок.
Маркус Уэлманн был одет в мешковатые камуфляжные штаны, черную футболку и беговые кроссовки с оторванными светоотражающими полосками. Шестьдесят лет, волосы с проседью, вес двести пятьдесят фунтов. Его могучим рукам позавидовал бы любой нападающий Национальной баскетбольной лиги. Для ударов и бросков по кольцу такие руки годились как нельзя лучше. А вот для деликатной работы — не очень.
— Хотите, я его вскрою? Я это за десять секунд сделаю, — наклонившись ближе к боссу, прошептал Роберт.
Уэлманн обернулся и прищурился. Это было предупреждение. Роберту следовало заткнуться, иначе босс мог отправить его на улицу, чтобы он сидел и ждал в машине.
Уэлманн терпеть не мог, если его вынуждали произносить больше десятка слов в день; немногословность подходила к его неандертальскому облику. Он имел степень магистра делового администрирования и закончил Гарвард. До этого он служил на флоте фельдшером. Уэлманн любил прикидываться простаком, что заставляло людей недооценивать его.
Роберт сложил руки на груди и посмотрел на Уэлманна взглядом Джеймса Дина.[10]
Ему не слишком трудно было изобразить такой взгляд, поскольку на нем была черная кожаная куртка, джинсы и байкерские сапоги — униформа подростка-бунтаря.
Уэлманн снова занялся упрямым замком. Он провел кончиком пальца по исцарапанной отмычкой замочной скважине.
Неожиданно он просиял. Ухватился за ручку, повернул ее…
— Дверь была открыта, — пробормотал Уэлманн.
Луч света рассекал темноту в кабинете. Там кто-то был, и Роберт догадывался: в такое время в офисе вряд ли встретишь уборщицу.
Уэлманн отпустил дверную ручку и отодвинулся в сторону, чтобы тот, кто находился в кабинете, не увидел его силуэт.
Роберт прижался спиной к стене коридора.
Уэлманн шевельнул рукой, чтобы привлечь внимание Роберта, и указал в ту сторону, откуда они пришли. Значит, Роберту следовало прикрывать коридор.
Роберт и не собирался трогаться с места. После восьми месяцев обучения с таким заданием он справиться мог.
Уэлманн вытащил из кобуры на поясе тяжелый револьвер из отполированной стали — кольт-«питон»
