И вот я на улице Архипова, сижу на четвертом этаже, листаю подшивки в редакции той газеты, что столько лет подписываю, которую когда-то ходил читать вывешенную на ограде динамовского стадиона, возле касс Южной трибуны. Там ведь и напечатанное в газете казалось более документальным, предельно приближенным к событиям и подробностям спортивной жизни. Помню: стою у ограды и читаю состав хоккейной команды ЦДКА (Бабич, Бобров… Тарасов…) и думаю, что где-то они сейчас близко, – уверен был, что большая часть жизни спортсменов и проходит на стадионе…
Я получил великолепную возможность увидеть театр газеты – сцену ее внутренней жизни. И редкую весьма возможность. Это ведь театр одних актеров-сотрудников. Сами сотрудники ко всему присмотрелись. Посетителям непонятны пружины поступков, мотивы поступков. Студенту-практиканту обычно не до наблюдений. Меня же ни за чем не гоняли, и никто меня не стеснялся. Я, как в старину говорили, ждал места – и, забегая вперед, сообщу, что в тот раз не дождался, – и мог спокойно, не обращая на себя никакого внимания, осмотреться. Отдел этот ведет более двадцати видов спорта. И всем было чем заняться. Даже протежировавший мне Семичев забыл про меня. Один лишь Дима Иванов, экс-чемпион мира по штанге, тогда еще журналист менее опытный, чем, скажем, Игорь Немухин или Григорий Аронович Тиновицкий, редактор отдела Семен Близнюк, покровительствовавший мне, или Игорь Васильев, интересовался мною, как совсем уж неопытным коллегой. «Я замечаю, – говорил он, – ты сидишь, думаешь, думаешь, потом глаза у тебя куда-то уходят, и ты быстро-быстро начинаешь писать». Он предполагал, что я обдумываю заметки. Но я все был в каком-то состоянии прострации. Писал мало, больше обрабатывал письма. И думал: что бы мне написать – такое-эдакое?
Токарев тогда временно работал в журнале. До этого он руководил отделом, куда я поступал. Как-то он зашел в редакцию «Спорта»-издалека было слышно, как стучит он каблуками в коридоре. Он вошел, подтянутый, победоносный. Сообщил, что скоро будет напечатана его повесть.
Но самое сильное впечатление произвел тогда на меня киевский корреспондент газеты Аркадий Галинский. Он остановился на пороге и битых два часа – больше, чем продолжительность самой игры, – рассказывал про вчерашний международный матч сборной СССР с национальной сборной Италии.
Я был в Лужниках, но то, что рассказывал Галинский, было во сто крат интереснее. Ну ладно, я уже догадывался, что в спорте профан, пребывание в газете все больше убеждало меня в этом. Но с тем же изумлением киевского корреспондента слушали и все остальные сотрудники отдела. Когда тот ушел, Немухин признался, что готов слушать Галинского часами. Все это, может быть, и не так, и неправильно вовсе с точки зрения специалистов, но так даже интереснее.
Тень моего дачного приятеля встала за спинами искушенных спортивных специалистов – и я вдруг успокоился, хотя перспективы моей работы по-прежнему были неясны.
4
…Агеева я придумал себе сам как задание. Но убедил Близнюка, что материал этот до зарезу нужен отделу. Он не возражал – Агеев и ему нравился. И всем нравился.
Однако мне для запала нужен был преувеличенный восторг. Тень Пашки Павлова, живой пример Токарева и рассказ Галинского о матче СССР – Италия вдохновляли меня.
В следующем, втором моем очерке об Агееве я, кажется, рассказал вкратце историю написания и сбора материалов к первому. Что-то и присочинил. Но совсем немного, чуть-чуть.
Мне устроили беседу с Агеевым и его тренером, и я очень быстро написал четыре с половиной странички.
Близнюку понравилось – он вычеркнул одну, кажется, фразу и какое-то слово поправил. Потом меня вызвали к Филатову – он работал тогда заместителем редактора. Он тоже, по-моему, никаких претензий не высказал. И сам синим карандашом вписал заголовок «Боксер нашего времени». Мне хотелось пооригинальнее. Но по микроскопическому своему газетному опыту я уже знал, что насчет заголовка начальника не переспоришь.
Потом, уже отказавшись от карьеры в спортивной редакции, я приходил читать гранки – месяца два прошло, никак не меньше.
Заметка лежала в какой-то редакционной папке. Агеев же тем временем шел в гору.
Я видел его в матче с английскими боксерами. И немного поговорил с ним – было неудобно, что очерк до сих пор не напечатан, но он ни о чем меня не спрашивал.
Потом, несмотря на несостоявшийся альянс со спортивной газетой, считая себя лицом, к боксу причастным, я смотрел в холле Дома журналистов встречу с командой Польши. По телевизору, разумеется.
К телевизору было не протолкнуться. На дрожащее изображение лодзинского ринга наплывало облако сигаретного дыма.
У наших фаворитов что-то не клеилось. И добровольных комментаторов за их заявления типа: «Сейчас Боря ему…» или «Дан его уложит», – осмеяли ехидные неспециалисты. Ни Борис, ни Дан – Поздняк боксировал с Петшиковским – не оправдали грозной репутации.
А про Агеева и поспорить не успели. Боксеры второго полусреднего веса выступали сразу после перерыва – и задержавшиеся в баре попросту опоздали. В начале второго раунда Агееву присудили победу за явным преимуществом. Я по-прежнему с нетерпением ждал появления в газете очерка. Но теперь я еще и сожалел, что не будет в нем смеха английского боксера, о котором я здесь попозже расскажу, не будет сигаретного облака, расплывающегося по холлу Дома журналистов…
Что же писал я тогда – более двадцати лет назад…
Рядовой Агеев получил месячный отпуск. Солдату первого года службы отпуск не положен. А Агеев получил. Значит, у Агеева были особые заслуги, которые и учло командование? Да, были. Рядовой Виктор Агеев в августе нынешнего года стал чемпионом Спартакиады народов СССР по боксу – первой перчаткой страны.
Первая перчатка. Боксер второго полусреднего веса – от 63,5 до 67 килограммов. Ему 22 года.
Пресса внимательна к чемпионам. О его успехах много писали. Он как бы уже приподнят на определенную высоту и представляется теперь не иначе, как за канатами ринга всесоюзного и даже международного значения.
Видевшие его на ринге, независимо от того, принимают они его или не принимают, говорят о необычности (причем одним она кажется рискованной, а другим, наоборот, чересчур осторожной) манеры
