поймешь, куда он гнет. То осторожничает – лишь бы ударов избежать, а сам вперед не идет. То рискует неоправданно. То строит все на опережении. То откуда-то появился нокаутирующий удар, и Агеев действует медленнее, ищет момент, чтобы решить бой одним ударом. Пожалуй, интересно, но хаос, неразбериха. Противника путает и сам путается. Или так и задумано?
В сборной дисциплина крутая – и отчислить недолго, не таких еще вундеркиндов видели. И отчислили бы, не побеждай он. Побеждает ведь всю дорогу, словно какой-нибудь Кассиус Клей. Относились к этим победам не всерьез, жалели: парень губит себя, ничего, словит пару сильных ударов, посидит на полу – поумнеет, смешно, честное слово, везет чудакам, не умеют ничего толком делать на ринге, а везет, грамотные боксеры им проигрывают бог знает почему.
С другой стороны, победы есть победы. Агеев берет реванш у Шейнкмана. В шестьдесят втором году становится серебряным призером первенства страны. (Финальный бой с Тамулисом не состоялся: легкомысленный Агеев объелся мороженым накануне, и врачи не выпустили его с ангиной на ринг.)
В следующем году Ричардас Тамулис во время полуфинального боя с Агеевым получил рассечение брови («полетела бровь» – на языке боксеров), и через день Виктору вручили золотую медаль.
Опять случайность? Как-то не складывалось впечатления, что случайность. Я спросил у Агеева: «Мог ли Тамулис выиграть, будь в порядке бровь?» Агеев: «Нет, в этот раз не мог; в первом раунде он испробовал все и в дальнейшем ничего бы и не придумал». Я предположил, что он вообще не слишком высоко ставит Тамулиса? Оказалось: нет, напротив, чрезвычайно высоко всегда ценил и по-прежнему ценит. И добавил: «С ним трудно, он тоже работает на контрах».
Работать на контрах переводится несложно: боксер делает ставку на контратаку, встречает атакующего противника нацеленным ударом. Просто? На редкость. Особенно со стороны – из зрительного зала или дома у телевизора. Противник, он ведь может и пренебречь встречными ударами, подавить атакой, загнать в угол ринга, к канатам прижать, приблизиться и бить, простите, бить по корпусу и в голову. В боксе бьют, не думайте. В перчатках, при публике, больно бьют, и чемпионов тоже.
Утверждают: бокс на шахматы похож. Да-да-да: расчет, предвидение, маневр. Но поверьте: немножечко – ну чуть-чуть – чувствительнее, когда не лакированная фигурка карает фигурку другого цвета, а затянутый кожей кулак со свистом направлен в вашу сторону и вот-вот заденет не одно лишь ваше самолюбие.
Боксировать на контрах – характер: ожидание опасности вообще едва ли не труднейшая вещь на свете, легче азартно и яростно броситься навстречу противнику.
Боксировать на контрах – и техника отточенная, безусловно. Поэтому я удивляюсь, когда слышу про Агеева, выигравшего свыше двух сотен боев: у него пробелы в технике.
Боксировать на контрах – и философия. Надо уважать себя и свое умение, чтобы позволить противнику развернуть свой замысел почти беспрепятственно, отдать ему видимую инициативу, прежде чем решитесь обнародовать собственные намерения.
Если бы мне пришлось писать о противниках Агеева, я наверняка обратился бы за помощью к самому Агееву. Его рассказ о бое – рассказ о противнике: «Я понял, он сейчас ударит правой сильно», «…Он мне в глаза старается не смотреть-думает выиграть нокаутом», «Он на ноги смотрит, по положению ног определяет: как буду бить», «Мне потом говорят: что же ты правой не бил, когда он в углу? – а я чувствую: сейчас полезу – сам нарвусь на встречный».
В том же разговоре в редакции я поинтересовался: опасается ли Агеев реванша? Агеев не опасался и к тому же намеревался переходить в следующую весовую категорию (в нынешнюю, в «семьдесят один», где Тамулис не выступал никогда).
– Но там же Лагутин, – подчеркнул я.
– Да, он там, – согласился Агеев со спокойствием, обидевшим во мне знатока.
– Там и Струмскис, – напомнил я (двадцатилетний Стасис Струмскис в отборочном турнире к первенству Европы победил Лагутина). Струмскиса Агеев, очевидно, серьезным противником не считал – пожал плечами.
Несколько озадаченный уверенностью Агеева, я сел за письменный стол, а он спустился по лестнице и ушел вверх по переулку.
В ту осень и зиму, за ней наступившую, Агеев с блеском продвигался к главной цели – стать основным участником олимпийской команды.
В ту осень и зиму Борис Лагутин выступал реже. На первенстве «Спартака» победил с трудом, пропустил тяжелый удар, побывал в нокдауне. Поговаривали: он утратил форму.
У Лагутина легкой жизни в боксе не было. Он не побеждал без борьбы – с ним всегда конкурировали. Он побеждал конкурентов по всем статьям, а сломить их воли не мог. Ему железные люди противостояли – чемпионы страны, им смещенные: великолепный техник Иван Соболев и физически отлично одаренный, опытный Виктор Васин. Они выходили на ринг против Лагутина, как на главный в жизни бой. Они могли заведомо знать, что тот в лучшей своей форме и ничего им не светит, но умели найти в себе неслыханную стойкость и свести его преимущество к минимуму. Им подражали молодые, и в частности Трегубов.
Лагутин не оставлял соперникам никаких надежд. Они уходили – он продолжал. И когда, наконец, конкуренты, отчаявшись, отступили, в категорию «семьдесят один» вошел Агеев, выраставший на глазах у Лагутина в очередного и наиболее опасного соперника.
В ту осень и зиму Лагутин редко выступал. Роль его в сборной исполнял Агеев. Неизвестно только было: временно или постоянно?
Осенью приехали в Москву англичане – молодая команда, без громких имен. Когда утверждали в Федерации бокса состав нашей сборной, руководителям и тренерам рекомендовали: «Настраивайте ребят исключительно на товарищескую встречу, никакой злости не надо, победа предрешена, и усердствовать не стоит, чтобы все корректно, работать, как в тренировочном зале на спаррингах».
Получилось не у всех. Некоторые так и не приспособились к джентльменским требованиям. Или давили, или, вспомнив «установку», останавливались в центре ринга и сами пропускали удары – и тогда снова лезли напролом.
Агеев же показал нечто удивительное. Он так ни разу и не ударил, а противник терял равновесие, натыкался на канаты и вдруг рассмеялся – понял: бить не будут. Агеев шутит – и разница в классе такая, что о спортивном интересе глупо и заикнуться.
