жалеет эпитетов, сияет, хвалит своих игроков: «Паши ребята – ах, молодцы, фанатики». А фанатики переглядываются, думают: «Знал бы кто, отчего мы такие фанатики…»
Тренировочные уроки Тарасова посвященные и непосвященные любят посещать как спектакль. Но если и спектакль, то поистине мхатовской школы переживаний. Все всерьез. Всегда. И чаще всего тренировки даются хоккеистам тяжелее игры. И привыкнуть к ним, кажется, нельзя. Как к суворовским чудачествам тренера.
Он неожидан. И для новичков, и для тех, кто знает его годы и годы.
А вдруг и это замысел?
Тренировки тяжелые, но никогда – монотонные.
Игроки должны знать, что тренировка им нужна, необходима, – принцип Тарасова. «Выдающемуся игроку нельзя дважды говорить одно и то же. Его надо заинтересовать». Кому-то Тарасов кажется деспотом, попавшим под власть каприза, но кто сказал, что сильная воля наставника исключает чуткость? Он любит повторять: «Великая команда», «великие игроки». Причем в ряды великих зачисляет щедро. Но робости перед великими не испытывает. Считает себя вправе твердой рукой руководить ими.
И хорошему тренеру нет-нет, а надо чаще, чем хотелось бы, идти на компромисс во взаимоотношениях с командой. Простить знаменитости какие-либо отклонения от норм, закрыть глаза на отчетливые признаки зазнайства у талантливого «огольца».
Тарасов же в таких делах далек от дипломатики – хирург пробуждается в нем мгновенно.
В своей книге он именует Александра Альметова великим. Каллиграфически вписаны им в воспоминания и другие адреса благодарной памяти. И тех, с кем поступил на первый взгляд излишне сурово.
Современный мир требует прежде всего поступков. Но все же – кто из тренеров решился бы лишить двадцатисемилетнего Альметова места в команде? И что характерно – Альметов не пошел играть в другие клубы, предпочел уйти из хоккея.
И в самом деле, выходит, не каприз тренера, а суровые условия тренировки лишают и талантливых, и необходимых хоккею игроков возможности приходить на нее непосредственно после именин или иного торжества, связанного с нарушением режима.
Эпизод из жизни ЦСКА. Тренировка в зале тяжелой атлетики. У закрытой двери, снаружи, беседуют две служительницы Дворца:
– Сегодня соревнования?
– Нет. Хоккеисты тренируются…
– А почему кричат?
– Тарасов…
Комментарий Тарасова присутствует с начала и до конца урока – все три часа.
Он приближает к игре, не дает забыть о хоккее – пусть упражнения и мало напоминают игру на льду. На самом же деле они имитируют ее важнейшие элементы или подводят под нее атлетическую базу. Баскетбол и футбол в объятиях силового поединка…
«Вы играете в дрянной хоккей, – кричит Тарасов хоккеистам, гоняющим мяч по грунту корта. – Саша Якушев (сейчас тренируется сборная) прокатился двадцать пять метров. Все время быть в поиске (имеется в виду шайба). Все впереди, все предлагают себя…»
И разъяснение: «Нам в эту зиму не придется играть в старый хоккей. От защитника к защитнику…»
Конечно же, стилевой гладкостью литературного изложения интонацию Тарасова на тренировке не передать. Здесь уместнее фонограмма – все-таки дает представление. Как и во всем, что делает Тарасов, – шкала оттенков. То он почему-то обращается к игрокам официально: Александр Павлович, Владимир Иванович, но ко всем вместе – мальчишки. Или же: «Володя, Женя и товарищ Третьяк, придется наказывать, а не хотелось бы». Наказания: либо дополнительный кульбит, либо еще какое-нибудь смешное упражнение («наказание не должно быть злым» – считает Тарасов). После баскетбола или футбола, разыгранного в хоккейных силовых кондициях, побежденные обязательно везут на себе победителей.
Эмоциональный фон снимает напряжение.
И еще. Шероховатость и разнородность словесной ткани, возникающей на тренировке, – репетиции взаимоотношений в момент игры, поиск кода, удобного для общения в игре. Многословие Тарасова не причуда. Скорее – способ найти общий тон игрового мышления.
Сложно фиксировать и все оттенки того, что говорит Тарасов в перерывах матча и при установке на игру. Возможно, находясь в иной эмоциональной гамме, он и сам бы не повторил тех слов. Они принадлежат игре. И после игры уже не звучат. Произнести их вовремя – искусство. И мало кто им владеет на равных с Тарасовым.
На законченные и грамматически безукоризненно построенные фразы времени по ходу игры нет. Цену приобретают и междометия, и предлоги. И глаголы, отрубленные от существительных. И жесты – ладонь на плече хорошо сыгравшего или что-нибудь в этом роде. Вот телеэкран и делится с нами меткими наблюдениями, важными для полноты тарасовского портрета.
На международном турнире хоккеистов в Москве учреждается приз для тренера, больше других внимательного к прессе, к ее представителям. Если сделать приз постоянно присуждаемым в течение всего сезона, то у Тарасова есть все шансы быть обладателем его довольно часто.
Он внимателен к прессе. И как читатель, и как пишущий, и, главным образом, как интервьюируемый. Журналисты любят обращаться к нему – он говорит и охотно, и хорошо, и в меру парадоксально. Журналисты, находящиеся с ним в контакте, всегда могут рассчитывать на интересный материал.
И тем не менее отношения Тарасова с прессой не так уж определенны. И в них отразилось нелегкое своеобразие характера Тарасова. Он, как правило, подкупает журналистов доверительной интонацией, умением сформулировать мысль и оригинально, и остроумно. Он верит в силу печатного слова, знает и как использовать эту силу. Журналисты редко способны не поддаться обаянию тренера сборной и ЦСКА. Но, в свою очередь, Тарасов принимает только безоговорочное сочувствие. И когда не встречает его, обижается и долго помнит обиды. В таких случаях он теряет присущее ему чувство юмора и готов всерьез обвинять журналистов в пристрастии к «Спартаку» или к «Химику». Ибо сам он – человек пристрастный. К ЦСКА. И ему
