Окно, которое привлекло внимание Чарли, находилось довольно высоко над землей – судя по всему, под ним располагался глубокий подвал. Чтобы как следует рассмотреть, что делается в доме, Чарли вскарабкался на выступ под окном и привстал на цыпочки.
Зрелище, которое представилось глазам мальчика, оказалось гораздо интереснее, чем он рассчитывал. Ярко освещенную комнату почти целиком заполнял огромный овальный стол, на котором вздымались волны разнообразных тканей, сверкали бусины, бисер и стеклярус, блестели пуговицы, застежки и даже крохотные зеркальца, водорослями расстилались тесьма и нитки. Чего тут только не было – и кожа, и бархат, и шелк, и мотки шерсти. Над столом свисала люстра с множеством рожков, ярко освещавших три фигуры: Беллу за швейной машинкой и наблюдающих за ней тетку Венецию и Доркас. В наманикюренных пальцах тетушка Венеция держала неимоверной длины шляпную булавку, увенчанную блестящим черным жуком – неизвестно из чего сделанный, он выглядел совсем как настоящий. Белла, не отрываясь от машинки, проговорила что- то, и тетка Венеция вонзила булавку в кусок алого бархата, разостланный на столе.
Красная ткань в мгновение ока превратилась в скопище кишащих черных жуков!
Доркас шарахнулась – и Чарли тоже.
Белла устремила светящиеся голубые глаза прямиком на Чарли, мальчик попятился и загремел вниз, наступив на крышку мусорного бака.
С парадного крыльца на него сверху вниз настороженно смотрел Аза Пик.
– Ч-ч-чего это ты тут делаешь? – запинаясь, выдавил Чарли. Он с трудом поднялся.
– Могу задать тебе тот же самый вопрос, – не слишком любезно отозвался рыжий. Аза, обычно перемещавшийся по городу в скверном гриме (чаще всего он неубедительно выдавал себя за старика), на сей раз выглядел настоящим щеголем: в кожаной куртке, наглаженных серых брюках, белой рубашке, крапчатом галстуке. Мало того, при нем имелся букет тюльпанов!
– Я? Здесь живут мои тетки.
– Да? А что ж ты шпионишь под окнами, вместо того чтобы войти? – Аза сузил глаза.
– Не твое дело, Пик, – огрызнулся Чарли, отряхиваясь.
Рыжий фыркнул и позвонил в дверь, а Чарли порскнул прочь. Над головой у него послышался скрип, он посмотрел вверх и увидел, что зарешеченное окно на втором этаже отворилось и сквозь прутья попытался выглянуть какой-то темноволосый мужчина с изможденным лицом. Чарли он показался знакомым, но в Сквозняковом проезде было слишком сумрачно, чтобы как следует его разглядеть. К тому же следовало поскорее уносить ноги, пока тетки не заметили племянника.
Чарли помчался прочь из Сквознякового проезда, стараясь выбросить из головы отвратительное видение кишащих жуков.
Но почему окно наверху было зарешечено? Неужели тетки держат на втором этаже какого-то пленника?
– Ты что, на фильм ужасов ходил? На тебе лица нет! – таким вопросом встретила Чарли Эмма, когда мальчик наконец добрался до книжной лавки Инглдью. Всю дорогу он бежал.
– Мне за ужасами и в кино ходить не надо – бесплатно насмотрелся! – выпалил Чарли и, едва переведя дыхание, выложил Эмме все про Сквозняковый проезд, Беллу за швейной машинкой и черных жуков.
Глаза у Эммы округлились.
– Вообще-то меня это все ничуть не удивляет, – покусав губу, призналась она. – Вполне в духе твоих теток. Ладно, забудь. Мы наготовили целую гору бутербродов – хочешь?
Чарли, конечно, не стал отказываться. Эммина тетя, Джулия Инглдью, славилась тем, что делала самые удивительные бутерброды. Из чего она только их не складывала – тут и сладкое, и соленое, и кислое, и острое… И всегда получалось объедение. Правда, спокойно перекусить не вышло: в книжной лавке происходил обычный субботний наплыв посетителей, и мисс Инглдью каждые пять минут вскакивала и бежала из гостиной в помещение магазина на новое треньканье входного колокольчика.
Очередной покупатель, франтоватый господин, предпочитавший самые роскошные издания, только что удалился, зажав под мышкой пакет с дорогущим томом о жизни и нравах аквариумных рыбок. Мисс Инглдью вернулась к Эмме и Чарли; казалось, прибыль ее не особенно обрадовала. Едва прикоснувшись к бутерброду, она нервно кашлянула и спросила:
– Чарли, что стряслось с твоим дядей?
– Я и сам толком не знаю. Кажется, он куда-то уехал.
Лицо у мисс Инглдью сделалось такое огорченное, что аппетит у Чарли мгновенно пропал.
– Понимаешь, он обычно заходит ко мне… в магазин не реже двух раз в неделю, а тут он запропал, вот я и… – Мисс Инглдью заалелась, и на душе у Чарли потеплело. Значит, дядя не зря за ней ухаживал!
– Он не успел мне сказать, куда уезжает, но оставил записку – мол, тетки строят какие-то козни, – объяснил Чарли. – И еще написал, что должен остановить какое-то зло, которое надвигается.
– Ого! – воскликнула Эмма. – Хотела бы я знать, что у него получилось.
– Да и я тоже, – согласился Чарли.
– От всей души надеюсь, что Патон цел и невредим, – горячо сказала мисс Инглдью. – Просто не знаю, что бы я без него… то есть я имею в виду, он такой надежный человек, правда, Чарли?
– Точно, – кивнул мальчик.
Чарли вернулся домой часам к пяти, но, едва переступив порог, пожалел, что не задержался у Инглдью подольше: бабушка Бон решила заняться не только воспитанием, но и питанием внука, а потому Чарли пришлось, давясь, полдничать несъедобным пирогом с капустой и морковкой – вместо привычной и любимой картошки.
Дядя Патон по-прежнему не подавал о себе вестей, но его сестру это, кажется, вовсе не беспокоило, и на вопрос Чарли она хладнокровно отозвалась: