всей своей тяжестью.
Тогда речь шла о другом, тогда все хотели знать, кто победит, и так или иначе приложить к этому свою руку. На чьей стороне быть — не важно, главное было — повлиять на ситуацию. Продвинуть и усилить своих.
Тот пацифист успел устать от такой жизни донельзя, прежде чем утратил веру.
— Выходит, смерть твоего отца пошла в зачет его долга по тому пари, отразив его, как в кривом зеркале? И он таки поручил растратить эти деньги другому, пусть хотя бы часть. И для полноты картины решил не просто умереть, а сдохнуть.
Ребекка разгорячилась. Даниель обиделся, причем серьезно: с какой стати она вдруг так завелась? Она уже почти начала ему нравиться, и вдруг такой жестокий удар. Давненько с ним такого не случалось. При этой мысли он невольно улыбнулся. Ну, случилось, ну, прошло, как не было. Как у ребенка, который кричит, плачет — и через минуту уже все забыл. Вот только он не кричал, не плакал и не забыл. Передать это было трудно. Как сон, которого уже почти не помнишь и который, даже сбывшись, может оказаться лишь мимолетным настроением. Попробуй описать его, попробуй другой расспросить тебя о нем — получится бессвязная ерунда.
Что бы ты ни запомнил из этого сна, даже эта малость, постепенно исчезая, и на второй день, и на третий еще хранит свое тепло и всякий раз уносит тебя туда. Но потом исчезает и она, и ты ничего не можешь вспомнить. Сна уже не вернуть ничем.
— Я бы попросил тебя повозмущаться и дальше, но уже хочу спать.
Она лишь дремала. Когда он расслаблялся и она пыталась выскользнуть из его объятий, он вновь притягивал ее к себе, спрашивая абсолютно не сонным голосом: «В чем дело?» На рассвете он наконец поднялся. Она немедленно, если не сказать поспешно, повернулась на другой бок.
Днем
Спала она долго.
«Ты оставайся». Больше они ни о чем не говорили. Теперь все уже были в сборе, и Ребекка не понимала, зачем она здесь. Людей было немного, главным образом родственники, которым не надо было объяснять, почему нет Бруно. Даниель усаживался на пол рядом то с одним, то с другим из гостей, как послушный ребенок, притворяясь, что хочет услышать совет или узнать чье-то мнение. Однако когда она дала ему знать, что уходит, он тут же встал и подошел к ней. Он подвел ее к только что покинутой им группе и представил как ту самую женщину, которая нашла Буркхарда мертвым.
Начался сдержанный разговор о непредсказуемости жизненных событий — никто не говорил об опасностях или опасениях, смерть оставалась за порогом. Говорили, что с Буркхардом все произошло так внезапно, что внезапнее может быть разве только во сне.
— Да, сон — это прекрасно. Умереть во сне — ах, если бы кто-нибудь мог наблюдать за этим! — Даниель произнес это так ласково, что Ребекка не могла не принять этого на свой счет, тем более зная уже, что Крис на нее смотрит.
В продолжение темы кто-то заметил, что сравнение сна со смертью натянуто и выражает лишь человеческие незнание и беспомощность.
Даниель вновь внимательно посмотрел на нее. Ей не хотелось отвечать. Заспанной она не выглядела, что же ему надо? Развлечь ее или парализовать взглядом?
Она отвернулась от них. Увидела человека, сидевшего несколько поодаль, и вспомнила его имя: Аксель. Он сидел, свесив руки между колен, и был одет так же, как в тот раз: махровый свитер и мешковатые новые брюки из вельвета, ворс и вся структура наружу — казалось, что они вывернуты наизнанку. Это был сигнал к нежному общению, хотя сам он не требовал и не обещал его. Право выбора он оставлял за собой — это было так же ясно, как если бы на нем не было ничего, кроме трусиков-стринг.
Даниель уже стоял рядом с Крис, сидевшей в глубоком кресле. Она наклонила голову, почти касаясь его бедра. Даниель слегка повернулся к ней, запуская руку в ее волосы. Она прижалась к нему, как бы пытаясь зарыться в нем лицом. Даниель не двигался.
Крис встала и подошла к Ребекке, когда та, вновь отвернувшись, провожала взглядом направившегося в туалет Акселя. Он исчез настолько беззвучно, что казалось, будто голоса и шумы вдруг перешли на другую частоту.
В голове у нее крутилась фраза: возложи ноги твои на голову отца твоего и испей последнюю мочу его. Иначе заплатишь. Возложи ноги твои на голову друга твоего… Она знала, о ком речь, и поняла, что он больше не вернется.
Даниель пошел за ним.
Ребекка заметила, как Даниель и Крис обменялись знаками — мол, займи ее пока чем-нибудь. Что еще они ей готовят? Хотят показать, что правды она никогда не узнает?
Той ночью Ребекка была в постели Юлиуса. Когда раздался звонок в дверь, она еще не спала, но он, рывком вынырнув из сна, опередил ее. Она слышала, что он разговаривает с мужчиной, резко, даже грубо, однако не предлагает ему уйти. Тот отвечал коротко, отрывисто, нагло.
— Ну так что? — Да!
— Но это ничего не изменит.
— Ну и зря.
— Не надейся.
Они вошли в комнату. Как только зажегся свет, она увидела его, а он ее нет, потому что смотрел на Юлиуса. Когда они залезли в постель, она почувствовала колени с обеих сторон. Потом руку, осторожное касание — и рука быстро убралась. Он не перешел на другую сторону, не стал тянуться через нее к Юлиусу и ничего не сказал. Ребекке было тесно, и она знала, что там, на месте Юлиуса, где сейчас лежал он, места еще много. Она толкнула его, но он, вяло шевельнувшись, остался лежать, как лежал. И потом тоже, когда она попыталась подвинуть его еще раз. Он не спал.
Утром его уже не было. Она спросила, кто это был, но Юлиус назвал только имя. Попробовать, что ли, расспросить о нем Крис?
Крис заметила, что Ребекка знает его, и Ребекка поняла, что та его тоже знает.
— Ты его знаешь?
— Он был на вечеринке.
Ребекке захотелось самой немедленно устроить какую-нибудь вшивую вечеринку со скандалом, чтобы все ушли домой разобидевшись и упали в обморок у себя в сортире.
Ей не было жаль Акселя за то, что с ним произошло или происходило сейчас. Сам он не был ей неприятен, однако воспоминание о той ночи вызывало у нее тошноту.
Ребекка не могла скрыть свою злость, но обе сделали вид, будто не замечают этого, одна — чтобы не выглядеть смешной в глазах другой, а другая — чтобы не заставлять ее стыдиться себя, и они начали по новой.
— У тебя такое правило отбора? Если человек не…
— …То он для меня не человек!
— Не любишь таких, значит?
Отвечать надо было немедленно, и Ребекка приняла вызов:
— Люблю. Но не до такой степени.
— Ты боялась, что он тебя совратит? — засмеялась Крис.
Ребекке надоело, что они топчутся на месте.
— Ты знаешь, откуда я его знаю? Крис снова засмеялась:
— Думаю, ты сама не знаешь, что давно уже все о нем знаешь.
И продолжила уже серьезно:
— Тебе кажется, что жизнь только и делает, что подкидывает тебе вопросы. На самом деле она дает и ответы. А потом догоняет и еще раз дает, чтобы ты их наконец услышала.
Это означало, что ей пора прекратить гоняться за новой информацией и упорядочить уже
