Воля к власти. Опыт переоценки всех ценностей

[3. Благородный человек]

935

Тип. Истинная доброта, благородство, величие души, то, которое от богатства: душа, которая даёт не для того, чтобы брать, — которая не желает возвыситься за счёт того, что она такая добрая; — расточительство как тип истинной доброты, богатство личности как предпосылка.

936

[Аристократизм.] Идеалы стадного животного — теперь поставленные во главу как венец всех ценностей «людского сообщества»; попытки придать им космическое, даже метафизическое значение — вот против чего я защищаю аристократизм.

Общество, сохраняющее в себе истинные уважение и деликатность в отношении свободы, должно чувствовать себя исключением и иметь перед собой некую силу, над которой оно возвышается, на которую оно смотрит враждебно и свысока.

— Чем больше я отдаю прав и ставлю себя равным, тем больше попадаю я под власть самых заурядных, в конечном счёте — самых многочисленных. — Предпосылкой, которую содержит в себе аристократическое общество, дабы сохранить между своими членами высокую степень свободы, является крайнее напряжение, возникающее из противоположности стремлений всех его членов: их воли к господству...

Желая упразднить крайние противоположности и различия в рангах, вы упраздняете вместе с ними и сильную любовь, и высокие стремления, и чувство самостояния.

*

К реальной психологии сообщества свободы и равенства: что при этом идёт на убыль?

Воля к ответственности перед собой — знак упадка автономии; отмобилизованность, внутренняя вооружённость — в том числе и в духовной сфере: командная сила; смысл почитания, подчинения, умения молчать; великая страсть, великая задача, трагедия, весёлость.

937

Огюстен Тьерри, прочтя в 1814 году суждение, высказанное де Монтлозье ^{439} в его книге «De la monarchie francaise»[235], издал крик негодования и немедленно взялся за свой труд^{440}. В записках этого эмигранта было сказано: «Race d’affranchis, race d’esclaves arraches de nos mains, peuple tributaire, peuple nouveau, licence vous fut octroyee d’etre libres, et non pas а nous d’etre nobles; pour nous tout est le droit, pour vous tout est de grace, nous ne sommes point de votre communnaute; nous sommes un tout par nous-memes». [236]

938

До чего же аристократический мир сам себя всё больше и больше обескровливает и ослабляет! В силу своих благородных инстинктов этот мир отметает собственные привилегии, а в силу своей утончённой сверх-культуры обращает свой интерес к народу, слабым, сирым, бедным, поэзии всего убогого и т. д.

939

Бывает такая благородная и опасная неосторожность, позволяющая сделать глубокие выводы: это небрежность избыточно богатой души, которая никогда не утруждала себя ради друга, а знает только дружелюбное гостеприимство, только его практикует и умеет практиковать: сердце и дом открыты настежь для всех и каждого, входи, кто хочешь, будь то нищий, калека или король. Это и есть настоящее радушие к людям: кому оно свойственно, у того множество «друзей», но, вероятно, ни одного друга.

940

Учение ????? ????[237] обращено к людям с изобилующей силой, — не к посредственностям. ????????? и ??????? — только одна ступень высоты: выше стоит «золотая природа»^{441}.

«Ты должен» — принцип безусловного послушания у стоиков, в христианских и арабских орденах, в философии Канта (неважно, послушание ли это высшему существу или понятию) ^{442}.

Выше, нежели «ты должен», стоит «я хочу» (герои), выше, нежели «я хочу» — «я есмь» (боги греков).

Варварские божества не выражают никакого стремления к мере — в них нет ни простоты, ни лёгкости, ни соразмерности.

941

Смысл наших дворцов и парков (а вместе с тем и смысл всякого стремления к богатствам): убрать с глаз долой беспорядок и пошлость и создать родину для благородства души.

Большинство, правда, полагают, что и впрямь станут возвышенными натурами, если испытают воздействие этих прекрасных и покойных предметов: отсюда повальная мода на Италию, путешествия и т. д., отсюда же вся мания чтения, походов в театр. Они хотят подвергнуться формовке — вот весь смысл их культурной работы! Тогда как сильные, властные хотят формовать сами и не иметь вокруг себя ничего чуждого!

Вот так же люди уходят и к великой природе, не ради того, чтобы найти себя, а чтобы потерять в ней себя и забыться. «Быть вне себя» — как желание всех слабых и недовольных собой.

942

Есть только урождённая знать, знать по крови. (Пояснение для ослов: я имею в виду не словечко «фон» и не Готский альманах^{443}.) Когда же заходит речь об «аристократии духа», то тут обычно не бывает недостатка в поводах для утайки; ибо это, как известно, нечто вроде почётного титула среди честолюбивых евреев^{444}. Но один только дух не облагораживает; скорее ему самому потребно нечто, что его, дух, облагораживает. Что же ему для этого потребно? Благородство кровей.

943

Что такое благородство?

— Тщательность во всём внешнем, пусть даже с некоторым оттенком фривольности в слове, одежде, поведении, если этот оттенок отделяет, держит на расстоянии, не позволяет не отличить^{445}.

— Замедленность жеста, а также долгий взгляд. Истинно ценных вещей на свете не так уж много, и они сами собою тоже тянутся к чему-то ценному. Мы скупы на восхищение.

— Достойное перенесение бедности и лишений, а также болезни.

— Уклонение от мелких почестей, недоверие к тому, кто лёгок на похвалу: ибо хвалящий всерьёз полагает, будто понимает, что он хвалит: однако понимать — Бальзак, этот типичный честолюбивец, хорошо это разгадал — comprendre c’est egaler[238].

— Наши сомнения в сообщительности сердца уходят в самую глубь; одиночество не как избранный удел, а как данность.

— Убеждение в том, что обязательства можно иметь лишь перед равными себе, с прочими же придерживаться той мысли, что только inter pares[239] можно надеяться (к сожалению, далеко ещё не рассчитывать) на справедливость.

— Ирония к «одарённым»; вера в урождённое благородство также и в нравственном.

— Всё время чувствовать себя тем, кто привык «раздавать» почести, тогда как сыскать того, кому