муж?
Только пробуждая в людях веру, что у тебя в руках ещё более могучая сила, — а именно, Бог. — Нет силы больше этой: а для общения с ней необходимы посреднические услуги священников. — Они в качестве незаменимого связующего звена встревают между людьми и божеством; к необходимым условиям существования священников относится:
1. Чтобы люди поверили только в их бога, в его абсолютное превосходство;
2. Чтобы никаких иных прямых доступов к этому богу не было.
Одно только второе условие рождает понятие «гетеродоксии»{115} ; первое же создаёт понятие «неверующего» (того, кто верует в другого бога).
141 Критика святой лжи. — То, что ради богоугодных целей лгать дозволяется, неотъемлемо от теории любого священничества; предметом данного исследования должно стать, насколько это неотъемлемо от священнической практики.
Но и философы, как только они, лелея священнические задние мысли, вознамериваются посягнуть на руководство людьми, тотчас же присваивают себе право на ложь: Платон раньше всех. Самая великолепная из них — это двойная ложь, разработанная типично арийскими {116} философами веданты: две системы, противоречащие друг другу во всех главных постулатах{117}, но — в воспитательных целях, — взаимозаменяющие и дополняющие друг друга. Ложь одной должна создать предпосылки для того, чтобы истину другой вообще можно было расслышать...
Как далеко заходят в своей благочестивой лжи священники и философы? — Тут надобно спросить, какие у них есть предпосылки для воспитания, какие догмы им приходится изобретать, чтобы этим предпосылкам соответствовать?
Первое: они должны иметь на своей стороне власть, авторитет и безусловную достоверность.
Второе: они должны иметь в своих руках весь ход природы, дабы всё, что бы с кем ни случилось, представало как нечто, обусловленное их законом.
Третье: они должны также иметь в своём распоряжении обширную сферу власти, недоступную контролю их подданных — как то: меры наказания в загробной жизни, вообще всё «потустороннее», включая, разумеется, знание средств и путей достижения блаженства.
Им необходимо изъять из обращения понятие естественного хода вещей: поскольку же они люди умные и вдумчивые, они могут множество природных эффектов предрекать, — разумеется, как результат молитв или неукоснительного следования их закону... — Они могут также предписать множество вещей абсолютно разумных, — с той только поправкой, что источником этой мудрости им не дозволено называть опыт, эмпирию, а только откровение или плоды «сурового покаяния».
Святая ложь, таким образом, принципиально направлена: на цель действия (на природную цель, когда познание её разумом намеренно затушёвывается; на моральную цель, когда в качестве цели выступает исполнение закона или богоугодность); на следствие действия (естественное следствие при этом толкуется как сверхъестественное и, для пущей убедительности, к нему присовокупляются обещания иных, недоступных контролю сверхъестественных последствий.){118}
Подобным образом создаются понятия добра и зла, полностью отторгнутые от обусловленных природой понятий «полезный», «вредный», «способствующий жизни», «сокращающий жизнь»; понятия эти, поскольку уже измышлена жизнь иная, могут быть даже враждебны природным представлениям о добре и зле.
Подобным образом создаётся, наконец, и пресловутая совесть — некий внутренний голос, который соизмеряет ценность всякого действия и поступка не с его последствиями, а с намерением и с тем, как это намерение согласуется с «законом».
Святая ложь, следовательно, изобрела карающего и воздающего бога, который в точности соблюдает законоуложения священников и именно их в качестве своих глашатаев и уполномоченных посылает в мир; изобрела потустороннюю жизнь, в которой только и мыслима во всём величии грандиозная машина наказаний, — а для этой цели изобрела и бессмертие души; изобрела в человеке совесть как осознание того, что хорошо, а что плохо, как иллюзию того, что это сам бог говорит в нас, рекомендуя нам жить в согласии с предписаниями священников; изобрела мораль как отрицание всякого естественного хода вещей, как сведение всего происходящего только к морально обусловленному, а воздействие морали (то есть идею кары и награды) объявила всепроникающей, единственной силой, творцом любых перемен; истину объявила данностью, постигаемой в откровении, но совпадающей с учением священников, то есть условием всякого блага и счастья в этой и в той жизни.
In summa: чем оплачено моральное улучшение мира? — Отключением разума, сведением всех мотивов к страху и надежде (каре и награде); зависимостью от опекунства священников, от дотошного формализма, который притязает на то, чтобы быть выразителем божьей воли; прививкой человеку «совести», которая на место опыта и проверки ставит ложное знание: как будто во всех случаях уже заранее известно, что надо делать, а чего не делать, — то бишь своего рода кастрацией ищущего и устремлённого вперёд ума и духа. In summa: наисквернейшее ущемление человека, какое только можно себе представить, под видом якобы «доброго человека».
In praxi[75] весь разум, всё наследие ума, изощрённости, оглядки, которое является предпосылкой священнического канона, в итоге произвольно свелось к голой механике; только согласие с законом считается целью, высшей целью, — других проблем в жизни нет; вся картина мира испоганена идеей наказания... — сама жизнь, с учётом того, что жизнь священника представлена в ней как non plus ultra[76] совершенства, переосмыслена в клевету на жизнь и поругание её... — понятие «бог» являет собой отвращение от жизни, критику и даже презрение жизни как таковой... — истина переосмыслена в священническую ложь, стремление к истине выродилось в изучение писания, в средство стать теологом...
142 К критике законов Ману{119} . — Вся книга зиждется на святой лжи во спасение. Неужто это и есть человеческое благо, вдохновившее всю эту систему? Этот людской род, который верит в заинтересованность всякого действия и поступка, — был ли он заинтересован в том, чтобы претворить эту систему в жизнь? Улучшить человечество — чем вдохновлено это намерение? Откуда вообще взялось само это понятие улучшения?
Мы встречаем один вид людей, — священников, — которые чувствуют себя эталоном, вершиной, высшим проявлением человеческого типа: отталкиваясь от себя, они и выводят понятие «улучшения», они верят в своё превосходство, они на самом деле к нему стремятся: причина святой лжи — воля к власти...
Установление господства: ради этой цели господство понятий, которые в священнической среде выступают как non plus ultra власти — власти, построенной на лжи — с учётом того, что они не владеют властью физически, посредством военной силы... ложь как дополнение власти, — новое понятие «истины».
Будет ошибкой предположить здесь неосознанное и наивное развитие, своего рода самообман... Не неистовые фанатики изобретают столь продуманные системы угнетения... Здесь работал хладнокровнейший расчёт, расчёт того же свойства, что и у небезызвестного Платона, когда тот
