достаточно силен, чтобы приводить в движение ее крылья. Значит, мельник может явиться с минуты на минуту, чтобы поставить их по ветру?
Оставаться при таких условиях в нижнем этаже было бы неосторожно. Лучше вернуться на чердак и поспать хоть несколько часов. В самом деле, внизу беглецу грозила опасность быть застигнутым врасплох. Обе двери, ведущие на мельницу, запирались лишь на щеколду, и если дождь снова пойдет, любой прохожий может зайти на мельницу, чтобы укрыться там. Да и ветер свежел. Мельник не замедлит явиться.
Бросив последний взгляд через узкое оконце в стене, путник поднялся по деревянной лестнице, добрался до чердака и, побежденный усталостью, уснул глубоким сном.
Неизвестно, который был час, когда он проснулся… Вероятно, около четырех. День был уже в полном разгаре, однако мельница по-прежнему не работала.
К счастью, подымаясь и расправляя окоченевшие от холода члены, беглец двигался бесшумно. Это избавило его от большой опасности.
В нижнем этаже раздавались голоса. Несколько человек оживленно беседовали внизу. Эти люди вошли сюда за полчаса до того, как он проснулся, и если бы поднялись на чердак, неминуемо нашли бы его.
Беглец боялся шевельнуться. Прильнув ухом к полу, он прислушивался к тому, что говорили внизу.
С первых же слов ему стало ясно, что за люди находились там. Он сразу же понял, какой опасности избегнет, если только ему удастся незаметно покинуть мельницу до или после ухода людей, разговаривающих с мельником.
Это были трое полицейских: унтер-офицер и два его подчиненных.
Русификация должностных лиц Прибалтийских областей в то время только лишь начиналась. Лица германского происхождения устранялись и заменялись славянами. Но среди полицейских было еще много немцев. В их среде выделялся унтер-офицер Эк, склонный проявлять меньше строгости к своим немецким соотечественникам, чем к русским лифляндцам. Ревностный служака и вдобавок весьма проницательный полицейский, на хорошем счету у начальства, он проявлял настоящее упорство в преследовании преступников, гордясь успехами, с трудом примиряясь с неудачей. В настоящее время он был занят важными розысками и проявлял тем большую энергию и усердие, что дело шло о поимке бежавшего из Сибири лифляндца русского происхождения…
Пока беглец спал, мельник пришел на мельницу, намереваясь поработать весь день. Около девяти часов ветер показался мельнику благоприятным, и если бы он пустил крылья в ход, шум разбудил бы беглеца. Но заморосил дождик и не дал ветру окрепнуть. Мельник стоял на пороге, когда Эк со своими подчиненными заметил его и завернул на мельницу, чтобы добыть кое-какие сведения. Сейчас говорил Эк:
— Не слыхал ли ты, не появлялся вчера у берегов озера человек лет тридцати, тридцати пяти?
— Нет, — ответил мельник. — И двух человек за день не заходит в эту пору на наши хутора… Что это — иностранец?
— Иностранец?.. Нет, здешний, русский из Прибалтийских областей.
— Ах, вот как, русский!.. — повторил мельник.
— Да… Поймать этого негодяя было бы большой честью для меня!
В самом деле, для полицейского беглый арестант всегда негодяй, осужден ли он за политическое или уголовное преступление.
— И вы давно его ловите?.. — спросил мельник.
— Да вот уже сутки — с тех пор как его заметили на границе края.
— А вы знаете, куда он держит путь?.. — продолжал любопытный от природы мельник.
— Сам догадайся, — ответил Эк. — Туда, где он сможет сесть на какое-нибудь судно, как только море освободится ото льда. Скорее в Ревель, чем в Ригу.
Унтер-офицер рассуждал правильно, указывая этот город, древнюю Колывань[3] русских — средоточие морских путей северной части империи. Этот город сообщался с Петербургом железной дорогой, проложенной по побережью Курляндии. Беглецу было выгоднее всего добраться до Ревеля, являющегося морским курортом; а если не до Ревеля, то до ближайшего к нему Балтийска, расположенного у выхода из залива; этот порт в силу своего местоположения ранее других освобождается ото льдов. Правда, Ревель (один из старейших ганзейских городов, населенный на одну треть немцами и на две трети эстонцами — коренными жителями Эстляндии) находился в ста сорока верстах от мельницы, и для того чтобы пройти это расстояние, понадобилось бы совершить четыре долгих перехода.
— Зачем ему идти в Ревель?.. Негодяю гораздо ближе добраться до Пернова![4] — заметил мельник.
Действительно, до Пернова пришлось бы пройти лишь около ста верст. Что касается более отдаленной Риги — вдвое дальше Пернова, — то на этой дороге не стоило вести поиски.
Нечего и говорить, что неподвижно лежавший на чердаке беглец, затаив дыхание, напрягая слух, ловил каждое слово. Уж он-то сумеет извлечь из этого пользу.
— Да, — ответил унтер-офицер. — Он может свернуть и в Пернов. Фалленским отрядам уже дано знать, чтобы они вели наблюдение за местностью; а все же сдается мне, что наш беглый направляется в Ревель, где раньше можно сесть на судно.
Таково было мнение майора Вердера, управлявшего в то время лифляндской полицией под начальством полковника Рагенова. Потому-то Эк и получил такие указания.
Если славянин Рагенов не разделял антипатий и симпатий немца майора Вердера, зато последний вполне сходился во взглядах со своим подчиненным унтер-офицером Эком. Правда, чтобы согласовать точки зрения полковника и Вердера, умерять и сдерживать их пыл, над ними стоял еще генерал Горко, губернатор Прибалтийских областей. Это высокопоставленное лицо руководствовалось указаниями правительства, которые, как уже отмечалось, были направлены к постепенной русификации края.
Беседа продолжалась еще несколько минут. Эк описал приметы беглеца, разосланные различным полицейским отрядам области; роста выше среднего, крепкого телосложения, тридцати пяти лет от роду, с густой белокурой бородой, в толстом коричневом тулупе; так выглядел он по крайней мере при переходе границы.
— Значит, человек этот… русский, говорите вы? — снова спросил мельник.
— Да… Русский!
— Так вот, говорю вам, он не показывался на наших хуторах, и ни в одной избе вы ничего о нем не узнаете…
— Тебе известно, — сказал Эк, — что тому, кто предоставит ему убежище, грозит арест и с ним поступят, как с его сообщником?..
— Упаси боже! Я знаю об этом, да и не посмел бы никогда!
— То-то же! Так-то будет лучше, — добавил Эк. — А то тебе пришлось бы иметь дело с майором Вердером.
— Еще бы, уж будьте покойны, господин унтер!..
При этих словах Эк собрался было уйти, повторив, что он и его люди будут продолжать розыски между Перновым и Ревелем и что полицейские патрули получили приказ держать связь между собой.
— Вот и ветер подул с северо-востока, и начинает свежеть. Не помогут ли мне ваши люди установить крылья по ветру? Мне не пришлось бы возвращаться на хутор, и я остался бы здесь на всю ночь.
Эк охотно согласился. Его подчиненные вышли в противоположную дверь и, ухватившись за большой рычаг, повернули кровлю на катках так, что двигатель стал по ветру. Парусина на крыльях натянулась, зубчатые колеса заработали, и мельница стала издавать обычное мерное постукивание: «Тик-так, тик- так…»
Затем унтер-офицер и его подчиненные ушли на северо-запад.
Беглец не пропустил ни слова из их разговора. Он хорошо запомнил, что самые большие опасности подстерегают его в конце этого тяжелого пути. О его появлении в крае все уже оповещены… Полиция обыскивает местность… Отряды действуют сообща, чтобы изловить его… Стоит ли добираться до Ревеля?..
