– Топайте, снулые! Мальчишку надо искать… – Эльф вдруг споткнулся и встал, крутя головой. Взгляд заскользил по склону, рука потянулась к мечу-бумерангу на ремне. Я затаил дыхание. Чувствительность Самурая была удивительной.
Прошипев что-то, он пошел дальше, и вскоре отряд скрылся из виду. Я еще недолго подождал, осторожно слез и побежал вперед, спотыкаясь и оскальзываясь. Завалы расступились, открыв обширное пустое пространство. Стал виден источник дыма.
Крытый загон, где Лоскутер держал своих квальбатросов, превратился в обугленный остов. Тонкие древесные прутья, из которых состоял купол-навес, смыкались черной решеткой – лишь каким-то чудом она еще не рассыпалась. Две птицы, вырвавшиеся из огня, лежали, пронзенные дротиками эльфов. Подойдя ближе, я увидел внутри обугленные тела, клубки свалявшихся перьев, клювы и кости – все, что осталось от питомника. Когда шагнул дальше, решетка развалилась, черные клубы взметнулись над площадкой, пепел полетел мне в лицо. Я отскочил, кулаками протирая глаза. Затем пошел в обход площадки к остову сгоревшего домика, от которого поднимался столб дыма.
Здесь лежал Лоскутер. Навзничь, подложив под голову руку с узким, словно детским запястьем. Он молча смотрел в небо. Вторая рука покоилась на груди, прямо на длинной ране, оставшейся от удара мечом-бумерангом. Тонкая струйка крови из ноздри стекала по смуглой скуле на землю. В стороне лежали трупы двух гоблинов и трех эльфов в черном.
– Двенадцать… – сказал он мне, когда я склонился над ним. – Пятерых убил. Но их было двенадцать. И этот безумец…
Я встал на колени и спросил:
– Пить хочешь?
Он поморщился.
– Обойдусь. Этот… Самурай. Джанк, он хорош.
Я вгляделся в его лицо. Оно казалось безмятежным. Только губы едва заметно дрожали да струйка крови извивалась на скуле.
– Чем я могу помочь, Лос? – спросил я.
– Ничем… – Его плечи дернулись, словно он пытался пожать ими. – Зачем вернулся?
– Отомстить.
– И только?
– Нет. Но и отомстить тоже.
Темнело, на старом пустыре стояла тишина, лишь ветер шелестел в завалах. Эти завалы тянулись во все стороны, о близости города здесь ничего не напоминало, насколько хватало глаз – только мусор, гниль и отбросы. И умирающий старый эльф.
Он сказал:
– Тогда мсти.
Я прищурился, глядя ему в глаза. Вообще-то я ожидал другого. Какого-нибудь предостережения; может быть, о том, что месть иссушает душу…
– Но Самурай… – добавил Лоскутер и медленно, глубоко вздохнул. Бегущая из носа струйка крови стала шире.
– Псих, – ответил я, садясь рядом с ним на землю.
– Потому и хорош. Безумие помогает ему двигаться… А ты совсем не умеешь драться, Джа. Сколько я не учил…
– А еще Даб.
– Бородавочник. Видел его?
– Да. Я был в поместье, ходил за деньгами отца. План есть, но я пока еще не очень хорошо представляю, как справиться с ними обоими.
Рука, лежащая на ране, поднялась, длинный тонкий палец коснулся моего лба.
– Думай, – сказал он. – Не умеешь драться руками – дерись головой.
Рука опустилась, и я кивнул.
– Знаю. Что-нибудь придумаю.
– Думать ты умеешь. Хоть этому тебя научил. Еще… – Он содрогнулся, из раны на груди выплеснулась кровь. – Красная Шапка идет сюда… – прошептал он. – Песчаный Герен… Отомсти, и тогда успокоишься. Иначе месть иссушит тебя. Патина. Знаешь, что это?
– Никто не знает, – возразил я.
Он слабо улыбнулся и вдруг подмигнул мне.
– Очень старый мир. Его кто-то создал… Это часть Ожерелья. Один из последних, еще не умерших…
– Что?
– Часть Ожерелья миров. Оно вложено под корни Леса… Не важно, забудь. Связи развиваются очень давно, они усложняются, перепутываются, теперь все зависит от всего… Не понимаешь? Каждый предмет связан с любым другим. Каждое событие как-нибудь влияет на все другие. Это – связи причин и следствий. Они очень стары здесь и начали нарушаться. Покрываться… Патиной. Она окутывает, мир становится вялым. Ты погружаешься в него, засыпаешь… Если отомстишь – возмутишь связи вокруг себя. Жизнь станет ярче, живее… понимаешь? Тогда не заснешь, как засыпаю я… Поэтому мсти.
