Реальность то наливалась тусклыми оттенками, то темнела и исчезала. В промежутках между наплывами тьмы сознание улавливало разрозненные куски окружающего, и тогда дзен начинал смутно понимать, что происходит вокруг.
Он чувствовал, как его раздевают, неумело дергая застежки, с мясом вырывая петли, как снимают ботинки, ощупывают тело… Слышал голоса, звучащие то болезненно-громко, то совсем тихо… Ощущал движение, толчки и щипки… Удары по ребрам, затем по голове, там, куда угодил камень, заставили его глухо замычать сквозь зубы.
Через некоторое время тренированное сознание взяло контроль над телом, и Заан Ушастый, упираясь во что-то твердое сначала плечом, а потом лбом и коленями, медленно сел.
Слезы мешали смотреть, а рук он не ощущал, так что пришлось несколько раз моргнуть, чтобы окружающее наконец попало в фокус и прояснилось.
Он сидел в клетке, которая стояла в задней части повозки. Заан пошевелил плечами — внезапное чувство, что ему отрубили руки, пронзило его — и понял, в чем дело. Руки вывернули за спину, стянули веревками в локтях и запястьях с силой, означавшей, что плечевые суставы, скорее всего, вывихнуты. Ноги тоже были связаны, но он хотя бы видел их… обнаженные, как и все тело. Запекшаяся кровь коркой стягивала кожу на лбу и правой щеке. Тупая боль ломила виски, а левое ухо… Наверное, по ушам хлопнули ладонями, одновременно и очень сильно. Звуки, доносящиеся справа и спереди, он еще слышал, но по левую сторону царила глухая тишина. Из глубокого пореза на груди кровь уже не текла, значит, прошло достаточно много времени. Стараясь не поворачивать голову, Заан искоса огляделся.
По особенностям ландшафта он не мог догадаться, в каком направлении движется табор. Особенностей просто не было, только мох, чахлые кусты и кривые стволы редких карликовых деревьев. Наверняка реги отлично ориентировались здесь, не могло не существовать множества естественных примет, скрытых от глаз непосвященного, но ясно видимых кочевниками. Дзен повернул голову, стараясь не обращать внимания на боль в шее. Табор двигался тем же порядком, впереди, сжимая концы перекинутых через плечи веревок, брели женщины и дети, мужчины шли по сторонам, и только атаман сидел, поджав ноги, на передке повозки.
— Гира! — негромко окликнул его Ушастый. — Повернись ко мне.
Кочевник обернулся. На нем была куртка Заана, слишком большая для рега. Закатанные концы рукавов обнажали худые запястья, под расстегнутым воротом виднелась блестящая синтетическая материя рубашки дзена. Рядом лежали ботинки — размер не позволял никому в таборе разгуливать в них, силовик и раскрытый ранец, из которого торчал металлический бок плазменного генератора.
— Почему? — спросил Ушастый. — Только из-за него?.. — Он глазами показал на генератор. — Все остальное я бы отдал вам и так.
— Хорошо живется за небом? — произнес атаман, на коленях подбираясь ближе к клетке и поигрывая выключенным соническим ножом. — Там сытно и весело, а, властный? Как включить это?
Заан уставился на кочевника.
— Властный? Но я не халганин. Неужели ты не видишь? Калгане гораздо ниже, толще, у всех высших кожа обязательно покрыта желтым веществом. Та баржа, в которой давным-давно они прилетели на Халге, была одной из первых транспортов эмиграционного Роя. Тогда еще не изобрели защиту общего спектра, которой сейчас оснащают любой корабль, и космические излучения нарушили ферментацию. Те, что достигли Халге позднее, летели на более совершенных кораблях, но именно первые, успев освоиться, взяли власть. Потому только у ханов сверхчувствительная кожа. Даже под таким слабым светом все мое тело успело бы… — Он замолчал, не зная, понимает ли его атаман.
Возможно, это поколение регов не знало уже даже, что такое Халге, — они слышали лишь о Властных и их летающих шариках, о вечном проклятии кочевников, от которого здесь нельзя укрыться, потому что, взрываясь, оно накрывало большую часть планеты мучительной смертью.
— Ты — оттуда… — Палец Гира указал в небо. — Ничто остальное не имеет значения. Вы жрали нас, а теперь мы будем жрать тебя.
Не понимая смысла его слов, Заан произнес:
— Я же помогал вам. Помнишь, как таборы пытались спасти своих детей? Ты должен помнить это, Гира. Я помогал переправить их на опустившуюся здесь баржу, а потом спас нескольких от ищеек Халге. Немногих, всего пятерых, но это были ваши дети, и они живут сейчас благодаря мне.
— Где? — спросил атаман, продолжая поигрывать ножом. — Говоришь, они живут сейчас там, откуда пришел ты? Тогда почему наши дети не пытаются помочь своим отцам? Почему ничего не сделали для нас? Я помню баржу. Одна такая, опустившаяся сюда, полная еды, могла бы прокормить все таборы несколько циклов. Разве для тех, кто живет за небом, сложно снарядить баржу с едой для нас?
— Властные не позволяли помогать вам. Но сейчас, говорю тебе, они уже не столь сильны. Скоро помощь прибудет. Вы… вы даже сможете улететь отсюда! — дзен незаметно для себя заговорил громче, и идущие по бокам повозки мужчины стали оглядываться.
— Молчи! — приказал атаман и подполз поближе к клетке. — Дети, попавшие на баржу, принадлежали к Арка Вега. А Вега не позволили подойти к месту посадки никакому другому табору. Мы просили их пропустить хотя бы детей, но… Говоришь, нам дадут уйти отсюда? Насовсем? Как ты думаешь, властный, кем мы станем за небом? Рабами? Кем стану я? Прислужником у какого-нибудь другого властного? Буду выполнять ту работу, которую не хочет выполнять никто больше? Здесь я бог! — зашипел он свистящим шепотом. — Я сам — властный над этой грязью!..
Дзен увидел, как пальцы Гира лихорадочно нажимают на выступы рукояти, как касаются сенсоров, включающих щадящий, активный, а потом и сверхактивный режим, и от этого тонкое лезвие соника начинает расплываться, превращаясь для взгляда сначала в полоску, затем в матовое облачко, дрожащее над рукояткой.
— Я властен даже над тобой, Заан! — выкрикнул атаман и, просунув руку сквозь прутья, полоснул ножом.
Дзен откинулся назад и ударил ногами по руке кочевника. Соник, вылетев, упал в сгнившие стебли, устилавшие дно клетки. Лезвие дрожало и расплывалось с тихим гудением. Заан, понимая, что может лишиться обеих рук, перевернулся и лег на него спиной, стараясь попасть на лезвие запястьями, не обращая внимания на большой палец левой ноги, почти перерубленный атаманом, висящий лишь на лоскутке кожи. Он поерзал, страшась лишь того, что сонический нож прорежет мускулы спины и доберется до позвоночника, чувствуя жжение и вибрирующую мощь резонанса под собой. Снаружи кричали, несколько мужчин, вскочив на повозку, пытались развязать веревки, заменяющие петли в маленькой решетчатой дверце, но они не успевали — Ушастый чувствовал, что вместе с кожей запястий лезвие вспарывает веревки, — и тут за прутьями атаман Гира, уже несколько секунд яростно щелкающий силовиком, случайно нажал на нужную кнопку и ударил по клетке силовым потоком.
У Заана возникло ощущение, что кожа на голове стягивается в комок, в одну точку на лбу. Руки и ноги свело судорогой, кости трещали, выгибаясь, сухожилия и связки натянулись до предела, почти лопаясь. Губы сами собой растянулись, оскалив зубы, из десен сочилась кровь, выпучились глаза, когда веки потянуло вверх. Тело, сломленное силовым потоком, выгнулось дугой, приподнимаясь над прутьями клетки и соником, и тут кочевники справились с веревками и ворвались внутрь.
Вновь начались наплывы, поток сознания прерывался и возникал, блеклые краски окружающего шли рябью, то густея, то расплываясь. Он видел кривые прутья, склонившиеся лица, чувствовал, что ему чем-то смазывают рассеченные запястья, перевязывают ступню и палец. Потом лица превратились в орбитальные станции, хороводом кружащиеся над ним. Заан увидел звезду Бенетеш, которая вставала над краем серой планеты, корабли, ежи кибернетических дронов и спираль «Эгибо». Он то плавал в невесомости, то проваливался в черную дыру, и чудовищные гравитационные потоки терзали тело.
Наверное, прошло много времени, но интенсивность света оставалась прежней, только ландшафт немного изменился. Слева от повозки возникло что-то новое. На фоне мертвых красок болот оно казалось очень ярким, насыщенным новыми цветами.
Дзена уложили на бок, прижав грудью и лицом к прутьям, чтобы тело не придавливало покалеченные руки: кочевники не хотели, чтобы пленник умер. Круглое пятно, показавшееся ему более ярким, оказалось топью, на которой расплывались лиловые и густо-зеленые разводы. Мох на низком берегу не рос, виднелась
