— О чем ты думаешь?
Вот, опять... Думаю и думаю себе, какая разница? Ответ ‘Ни о чем’ вызывал непонимание: ‘Так не бывает’. Он привычно погладил ее по голове, открыл рот... и опять не решился, вместо слов вышел почти неслышный вздох.
— Что? — тут же откликнулась Ната.
Вот этого у нее не отнять, чувствительности. Он хотел кое-что сказать, уже давно хотел, но не мог пока. А она ощущала это.
— Нет, ничего.
Ната теснее прижалась к Дану.
— Даник, знаешь, что бы я...
— Перестань.
— Чего ты, Даник? Я говорю...
— Перестань!
— А... — легкая обида в голосе. — Но мне так нравится называть...
— А для меня это как пенопластом по стеклу, понимаешь? Я ж просил...
— Что такое ‘пенопласт’? Хорошо, хорошо, Дан... Вот, теперь я забыла, что хотела сказать!
— Значит, неважно, раз так быстро забыла.
Оказалось, что для нее это все-таки важно. Помолчав, Ната прошептала:
— Я бы хотела умереть раньше тебя.
Дан поморщился в темноте. Молча. Ната ждала, чтобы он отреагировал как-то, но он молчал — что тут скажешь, на эти женские глупости?
— Да, раньше, и чтобы в твоих... чтобы ты при этом обнимал...
— Хотела сказать ‘в твоих объятиях’?
— Да... в объятиях. — Он почувствовал, что она улыбается. ‘Объятия’ — этакое книжное слово, которое Ната вряд ли произносила хотя бы раз до знакомства с Даниславом.
— Да, чтоб не просто обнимал, а чтоб в объятиях. И когда я умирала, чтоб ты был со мной, чтоб тебя я видела последним. Тогда бы я... тогда бы было хорошо, ты понимаешь?
— Хотела сказать «тогда бы я была счастлива»...
Обычно он понимал ее лучше и быстрее, чем она себя, но в этот раз пришлось призадуматься. Скорее всего, ‘объятия’ для нее означали единение — единую плоть. Ну да, это он тоже ощущал... то есть ощущал, что этого нет. Даже лежа в постели, в темноте, тесно обнявшись, дыша в унисон, они не были единой плотью. Он, во всяком случае, и в самые трепетные, интимные моменты был отдельно, сам по себе. А она чувствовала это.
— Чтоб, если я буду умирать, ты был так близко... как...
— Ближе к тебе, чем воздух в твоей груди?
— Что?
— Говорю, чтоб я был ближе к тебе, чем кровь в твоем сердце? — Он подождал с надеждой. — Нет? Вот смотри, это метафора. Очень близко к тебе, так близко, что...
Нет, это не для нее. Зачем я столько тяну?..
Пол чуть качнулся вместе с кроватью.
— Надо вставать, — сказал Данислав.
Дан оделся и стоически высидел двадцать минут, пока она красилась. Острое удовольствие от наблюдения за прихорашивающейся перед зеркалом женщиной, которая только что спала с тобой, уже исчезло, но ему все еще было приятно смотреть на нее.
Зал наполняли представители богатых западных контор с женами, дочерями и любовницами. Или любовниками. Дан, по такому случаю надевший белую рубашку и костюм, занял столик в углу. Рядом пили вино несколько мужчин, которые тут же уставились на Нату.
Голубой небесный свет падал сквозь круглые окна на мозаичный пол, сливаясь с желтым светом электрических свечей, и это было символом всей теперешней моды: мешанина естественного и искусственного, натуры и техно. Подошел официант. Данислав заказал сухого вина себе, Нате шампанского. Чокнулись. На них смотрели. Глядите-глядите, сморчки старые... Еще бы — колоритная пара. Я вроде интеллигентный мальчик из приличной семьи, ну а Ната... Большинство дам здесь анемичны, воздушны, а ее правильные и крупные черты лица, смугловатая кожа, большие глаза, пышные волосы...
Ната все еще чувствовала себя неуверенно в таких светских компаниях.
— Смотри, — сказала она, толкая Данислава ногой под столом. — Вот этот... Он чего пялится?
Дан покосился туда. Гаддет Дадлиб, представитель ТАГ, ‘Турбо-Аэро-Гидро’ — более идиотского названия для корпорации трудно придумать, — ласково и отечески посматривал на него через весь зал. Увидев ответный взгляд Данислава, он поднял бокал и кивнул.
— Чего он? — прошептала Ната.
Дан пожал плечами.
— Скучает...
На стойке бара тихо позвякивали бутылки. За широкими окнами плыли белые облака и сияло солнце. Дан сидел, откинувшись на стуле, разглядывая пенометалл ‘под дерево’, полимер ‘под мрамор’, оргстекло ‘под хрусталь’.
— А кто он?
— Дадлиб из ТАГ. Кажется, к себе зовет. Хочешь, пересядем за их столик?
— Не хочу! — испугалась Ната. — Зачем с ним сидеть? А еще расскажи мне, кто они. Вот этот... — Она начала было поднимать руку, чтобы показать, но тут же опустила. Дан научил когда-то, что показывать пальцем нехорошо. — Который длинный, в очках.
Данислав рассказал. ‘Длинный в очках’ — Никита Аквидзе, пресс-секретарь из ‘Силикон Индастрис’. Милейший человек — каждой из своих любовниц, прежде чем отправить ее в отставку, дарит симпатичный домик на Апеннинах. Там, говорят, теперь целый поселок из этих домиков, а на детских площадках носятся веселые табунчики маленьких чернявых Аквидзе. Вон тот здоровый, лысый, с трубкой, — Джоб ‘Шар’ МакАстер, знаменитый драчун в боях без правил по прозвищу Бильярдный Шар. Он недавно подписал контракт с ‘Фурнитурой’. Ну, это, знаешь, которые делают ‘умную одежду’. Он теперь красуется во всех их рекламных роликах с ‘подтяжками-интуитами’, ‘ловкими галстуками’ и другой дребеденью. Та дама в колье за миллион кликов — жена самого Изи Швейберенга, хозяина ‘Майкрософта’.
Ната смотрела во все глаза.
— И ты со всеми знаком?
— Ну-у... — протянул Дан. — С некоторыми, не со всеми. Меня ж часто на подобные мероприятия приглашают, хотя я не бизнесмен и не политик... — Он запнулся. Опасная тема. Сразу же начинаются вполне резонные для нее вопросы... А кто ты? Чем занимаешься? Целый год, Даник... то есть Дан, ведь мы вместе уже целый год, ты обо мне все знаешь, я все тебе рассказала, а ты...
Она до сих пор не знала даже, как он попал в те заросли у холма с сотрясением мозга. Правда, он познакомил ее с Раппопортом, сказал, что когда-то учился у его младшего брата, а теперь Михаил Раппопорт — его шеф. Близко к истине, хотя правильнее было бы сказать, что Раппопорт-старший просто дает Дану заработать.
— Ты ведь там жил раньше?
— А? — задумавшись о своем, Дан не сразу сообразил, о чем она. — Да-да, там. Учился. Покажу тебе знакомые места.
Пол опять качнулся, в зале отдыха гулко зазвучал усиленный динамиками голос программиста, управляющего через геовэб перемещением острова (такого человека по старинке называли Капитаном):
— Наш остров приближается к автономии Университетов... Просьба всем вернуться в свои каюты, через пятнадцать минут...
Люди начали вставать. Дан с Натой тоже поднялись. Она заметила, что Дан снова ушел в себя, и, стараясь вернуть его внимание, спросила:
