— А я поспею на пароход, отправляющийся в Узун-Ада?
— Поспеете.
И чиновник механическим кивком отвечает на мой поклон.
Вопрос с паспортом меня совсем не тревожит: французский консул снабдит меня всеми документами, которые требует русская администрация. Но выехать нужно в шесть часов вечера, а теперь уже девять утра!
Что ж, если в некоторых путеводителях сказано, что Париж можно осмотреть за два дня, Рим — за три, а Лондон за четыре, то будет очень странно, если для Тифлиса не хватит нескольких часов.
Черт побери, на то я и репортер!
Моя газета потому и послала меня в Россию, что я бегло говорю по-русски, по-английски и по- немецки. Нельзя же требовать от репортера, чтобы он знал несколько тысяч наречий, которые служат средством для выражения мысли во всех частях света! Впрочем, владея этими тремя языками и еще французским в придачу, смело можно разъезжать по обоим континентам. Правда, есть еще турецкий язык, из которого я запомнил всего несколько выражений, и китайский, на котором я не могу обмолвиться ни единым словом. Но, думаю, что легко обойдусь и без них в Туркестане и Поднебесной Империи. Недостатка в переводчиках не будет, и я надеюсь не упустить ни одной интересной подробности из моего путешествия по Великой Трансазиатской магистрали.
Я умею видеть все и все увижу! Скажу откровенно, я принадлежу к тому сорту людей, которые считают, что все на свете служит материалом для репортажа и что земля, луна, небо и сама вселенная только для того и созданы, чтобы давать темы для газетных статей. Значит, и мое перо не будет бездействовать!
Но прежде, чем приступить к осмотру Тифлиса, нужно покончить со всеми формальностями. К счастью, мне не придется добывать «подорожную», без которой нельзя было путешествовать по России в прежние времена, времена курьеров и почтовых лошадей. Этот всесильный документ устранял любые препятствия, обеспечивал быструю смену лошадей, вежливое обращение почтовых чиновников и такую скорость передвижения, что пассажир с хорошими рекомендациями мог проехать за восемь дней и пять часов две тысячи семьсот верст, отделяющих Тифлис от Петербурга. Но как трудно было получить подорожную!
Теперь же достаточно иметь право на проезд — обыкновенный пропуск, свидетельствующий, что вы не вор, не убийца, не политический преступник, а являетесь тем, кого в цивилизованных странах принято считать порядочным человеком. Благодаря помощи, которую мне окажет французский консул, моя особа будет отвечать всем требованиям российской администрации.
Это стоило мне двух часов и двух рублей. Затем, навострив глаза и уши и взяв, как говорится, ноги в руки, я отдаюсь осмотру грузинской столицы. Я не переношу проводников и отлично обхожусь без их услуг. По правде говоря, я и сам мог бы провести любого иностранца по всем закоулкам Тифлиса, так тщательно изученного мною заранее. Это уж от природы: я всегда свободно ориентируюсь.
И вот, иду я куда глаза глядят и прежде всего набредаю на «думу», здание муниципалитета, где заправляет всеми делами городской «голова» или, по-нашему, мэр. Если бы вы любезно согласились меня сопровождать, я повел бы вас к Красной горе на левом берегу Куры. Это местные Елисейские поля, нечто вроде сада Тиволи в Копенгагене или ярмарки на Бельвильском бульваре, с их качелями, равномерные взмахи которых вызывают ощущение, сходное с морской болезнью. И всюду среди пестрых ярмарочных балаганов расхаживают нарядно одетые грузинки и армянки, с непокрытыми лицами, что служит признаком христианского вероисповедания.
Что касается мужчин, то они не уступают Аполлону Бельведерскому, только одеты куда сложнее и выглядят, как настоящие князья. Я даже спрашиваю себя — не так ли это в действительности и не ведут ли они свой род от… Но к генеалогии вернемся позже. А теперь продолжим нашу прогулку, да побыстрее. Одна потерянная минута — десять строк репортажа, а десять строк репортажа это… это зависит от щедрости газеты и великодушия ее редактора.
Но поспешим в большой караван-сарай. Там останавливаются купцы со всех концов азиатского континента. Я вижу, как подходит караван с армянскими товарами. А вот отправляется другой, и в нем торговцы из Персии и русского Туркестана. Как бы мне хотелось прибыть с одним и пуститься в странствия с другим! Но это невозможно, и я очень сожалею. После прокладки Трансазиатской железной дороги почти исчезли нескончаемые вереницы всадников, пешеходов, лошадей, верблюдов, ослов и повозок. И все же я не боюсь, что от этого мое путешествие по Центральной Азии будет менее занятным: Репортер «XX века» сможет сделать его интересным!
А вот базары с тысячами разнообразных товаров из Персии, Китая, Турции, Сибири, Монголии. Какое изобилие тканей, привезенных из Тегерана, Шираза, Кандагара и Кабула! Чудесные по выработке и по сочетанию красок ковры, яркие шелка, которым, однако… далеко до лионских.
Соблазнюсь ли я?.. Ни за что! Путешествовать от Каспийского моря до Поднебесной Империи, увешанным пакетами, — нет уж, увольте! Легкий чемоданчик в руке и дорожный мешок за плечами — этого вполне достаточно. А белье и всякие мелочи я добуду в пути, как делают всегда англичане.
А теперь остановимся перед знаменитыми тифлисскими банями, где используют воду горячих источников, достигающую шестидесяти градусов по Цельсию. Там применяются усовершенствованные способы массажа, гимнастические упражнения для выпрямления позвоночника и вправления костей. Мне вспомнилось, как красочно описывал тифлисские бани наш великий Дюма, чьи путешествия никогда не обходились без приключений. Он просто выдумывал их по мере надобности, этот гениальный предшественник современного репортажа — репортажа «на всех парах».[5] Но мне-то некогда подвергать себя массажу, вправлению костей и выпрямлению позвоночника!
А вот и «Hotel de France»![6] И где только не встретишь гостиниц с подобным названием! Я вхожу и заказываю себе завтрак — завтрак по-грузински с кахетинским вином, от которого будто бы не хмелеют, если его не нюхать. Но это довольно затруднительно, так как подают его в сосуде с широким горлом, куда нос попадает раньше губ. Говорят, это любимый сорт вина уроженцев Закавказья. Что касается русских, то они люди воздержанные и довольствуются крепким чаем, впрочем, не без некоторого прибавления «водки», этой московской «воды жизни».[7]
Как француз, и даже гасконец, я довольствуюсь тем, что выпиваю бутылку кахетинского, как мы пивали наш шато-лафит в те благословенные времена, когда солнце способствовало его изготовлению на склонах Польяка. И в самом деле, терпким кавказским вином очень приятно запивать вареную курицу с рисом, отчего это блюдо, называемое «пилавом», приобретает особый вкус.
С завтраком покончено. А теперь смешаемся с шестьюдесятью тысячами разноплеменных жителей грузинской столицы и углубимся в лабиринт ее узких извилистых улиц.
Выхожу на посыпанную песком площадь, где лежат сотни верблюдов, вытянув голову и подогнув передние ноги. А раньше их было видимо-невидимо. Но с тех пор, как построили Закаспийскую железную дорогу, число этих горбатых носильщиков заметно поубавилось. Разве могут простые вьючные животные выдержать конкуренцию с багажными и товарными вагонами!
Спускаюсь по улицам и выхожу к набережной Куры, русло которой делит город на две неравные части. С обеих сторон громоздятся дома, лепятся друг на друга, возвышаются один над другим. Вдоль берегов расположены торговые кварталы. Везде царит оживление, торговцы разносят вино в мехах, надутых, как воздушные шары, и воду в бурдюках из буйволовой кожи, к которым приделана кишка, напоминающая слоновий хобот.
Бреду дальше. Errare humanum est,[8] как обычно говорят ученики коллежей из Бордо, слоняясь по набережным Жиронды.
— Сударь, — обращается ко мне какой-то невзрачный, но с виду очень добродушный еврей, указывая на соседний дом, на мой взгляд, самый заурядный, — вы иностранец?
— Несомненно.
— Тогда остановитесь на минутку и полюбуйтесь этим домом.
— А чем тут любоваться?
— Как же, здесь жил знаменитый тенор Сатар, тот самый, что брал грудное контра-фа… А сколько ему платили за это!
