приходилось зажигать газ, но желтоватый свет рожков не проникал сквозь густой слой тумана. Нигде ни экипажей, ни тележек. Лишь изредка какой-нибудь прохожий спешил к своему дому. Малыш с красными от ветра глазами, с оледенелыми лицом и руками бежал, стараясь потеснее завернуться в покрытые снегом лохмотья.
Наконец тяжелая зима кончилась. Первые месяцы 1877 года были менее суровы. Лето настало довольно раннее, и с июня началась сильная жара.
Семнадцатого августа Малышу, которому было в то время пять с половиной лет, удалось набрести на находку, имевшую самые неожиданные последствия.
В половине восьмого вечера он шел по переулку, ведущему к Кледдегскому мосту, и направлялся в Ragged school — поиски еды за весь день у него не увенчались успехом. Если у Грипа не окажутся припрятанными корки хлеба, им придется обойтись без ужина. Такое случалось, впрочем, нередко, и рассчитывать есть ежедневно, да еще в назначенный час, было бы излишней роскошью. Что так делается у богатых, ничего не значит — средства им это позволяют.
«Но бедняк ест, когда может, а когда не может, то и совсем не ест!» — говорил Грип, привыкший утешаться философскими изречениями.
Шагах в двухстах от школы Малыш вдруг споткнулся и растянулся во всю длину. Нет, он не ушибся, но, падая, увидал какой-то предмет, о который, очевидно, и споткнулся и который теперь покатился вперед. Это была толстая бутыль, к счастью, не разбившаяся, иначе он мог бы сильно порезаться.
Ребенок, встав, начал оглядываться и нашел скоро бутылку, она была закупорена простой пробкой, которую, конечно, нетрудно было вынуть, что Малыш и сделал. Ему показалось, что бутылка была наполнена спиртом.
Значит, на этот раз можно было быть уверенным в хорошей встрече по возвращении в школу.
На улице не было ни души, никто не мог его заметить, а до школы оставалось не более двухсот шагов!
Но тут у него мелькнула мысль, которая, пожалуй, никогда не пришла бы в голову ни Каркеру, ни другим школьникам. Эта бутылка ему, Малышу, не принадлежала! Она не была ни подаянием, ни выброшенным по негодности предметом, а была кем-то потеряна. Конечно, ее владельца не так легко найти, но, во всяком случае, совесть не позволяла Малышу считать ее своей. Он сознавал это инстинктивно, так как никогда ни Торнпипп, ни О'Бодкинс не разъясняли ему, что значит быть честным. Но есть, к счастью, детские сердца, в которых понятия о честности зарождаются сами по себе.
Малыш, не зная, что делать, как поступить со своей находкой, решил посоветоваться с Грипом. Тот уж сумеет вернуть ее по принадлежности. Главное затруднение состояло в том, чтобы пронести бутылку на чердак, не возбудив внимания школьников, которые, конечно, и не подумают возвратить ее владельцу. Еще бы — водка!.. Ведь это не простая находка! За ночь в ней не останется и капли… Что же касается до Грипа, то в нем Малыш был уверен как в себе самом. Он не прикоснется к водке, спрячет бутылку в солому, а на другой день будет везде расспрашивать, чтобы узнать, чья она. Если понадобится, они будут ходить от дверей к дверям, наводя справка, так как это будет не выпрашивание милостыни. Малыш отправился домой, стараясь изо всех сил спрятать получше бутылку, которая все же порядочно выдавалась под его рубищем.
Но, как нарочно, когда он подошел к дверям приюта, вдруг выбежал Каркер и чуть не сшиб его с ног. Узнав Малыша и видя, что он один, Каркер схватил его, намереваясь отплатить ему за вмешательство Грипа на солтхилльском берегу.
Почувствовав бутылку под его лохмотьями, он грубо вырвал ее у него.
— А это что? — вскричал он.
— Это!.. Это не твое!
— Так твое, значит?
— Нет… и не мое!
И Малыш хотел оттолкнуть Каркера, который одним ударом отбросил его далеко от себя.
Завладев бутылкой, Каркер пошел обратно в школу, куда, плача, последовал и Малыш.
Он попробовал было оспаривать бутылку, но сколько на него посыпалось пинков, ударов! Некоторые даже кусали его. Даже старая Крисс вмешалась, как только заметила, что это была водка.
— Водка, — вскричала она, — прекраснейшая водка, которой хватит на всех!..
Положительно было бы лучше, если бы Малыш оставил бутылку на улице, где владелец, может быть, уже разыскивал ее, так как такое количество водки стоило несколько шиллингов, если не полкроны. Ему следовало самому догадаться, что пройти незамеченным на чердак к Грипу невозможно. А теперь уже поздно!
Обратиться за помощью к О'Бодкинсу и поведать ему все случившееся не имело смысла; тот ведь все равно не оторвется от своих счетов. Вернее всего, он приказал бы принести к себе бутыль, а что раз попадало в его кабинет, уже никогда не возвращалось.
Малышу ничего не оставалось, как отправиться на чердак к Грину и рассказать ему все.
— Грип, — спросил он, — ведь найденную бутылку нельзя считать своей?..
— По-моему, нет… — ответил Грип. — А ты разве нашел бутылку?
— Да… Я намеревался отдать ее тебе, а завтра мы бы навели справки…
— Кому она принадлежит?.. — досказал Грип.
— Да, и, может быть, поискав хорошенько…
— И они у тебя ее отняли?..
— Да, это Каркер!.. Я не хотел отдавать, но все против меня… Если бы ты сошел вниз, Грин?..
— Я сейчас пойду, и мы увидим, кому она достанется, твоя бутылка!..
Но когда Грип хотел отворить дверь, она оказалась запертой снаружи.
Несмотря на всю его силу, дверь не поддавалась, к великой радости всей шайки, кричавшей снизу:
— Эй, Грип!..
— Эй, Малыш!..
— За ваше здоровье!
Грип, видя невозможность открыть дверь, постарался утешить сильно огорченного ребенка.
— Ну, что там, оставим этих животных в покое.
— О, как жаль, что мы так слабы!
— Что за беда!.. Вот покушай лучше картофелину, которую я для тебя припрятал…
— Я не голоден, Грип!
— Все равно поешь, а потом будем спать.
Это было, конечно, самым лучшим из всего, что они могли сделать после такого скудного ужина.
Каркер закрыл дверь на чердак, оттого что не хотел, чтобы кто-нибудь помешал ему. Заперев Грипа, можно было спокойно наслаждаться водкой, потому что Крисс, принимая сама в этом участие, конечно, уже не будет мешать им.
И вот все уже разлито по чашкам. Сколько крику, шуму! Школьникам много ли нужно, чтобы опьянеть, исключая, впрочем, Каркера, привыкшего уже к спиртным напиткам.
Бутылка не была еще опорожнена и до половины, хотя Крисс усердно помогала детям, как все были пьяны. И все же ужасный шум и крик не обратили на себя внимание О'Бодкинса. Не все ли ему равно, что происходит там, внизу? Сам ведь он был наверху со своими папками и книгами. Трубный глас, возвещающий конец мира, и тот не смог бы отвлечь его внимания.
А между тем ему предстояло вскоре быть грубо оторванным от своего стола, не без ущерба, разумеется, для отчетности.
Выпив половину бутылки, большинство школьников повалилось на солому, где они не замедлили бы захрапеть, если бы Каркеру не пришла вдруг мысль устроить жженку.
Вместо рому можно налить водку, зажечь ее и пить горячей! Таково было предложение Каркера, одобренное восхищенной Крисс и несколькими державшимися еще на ногах школьниками.
Водку налили в кастрюлю — единственную посуду, имевшуюся в распоряжении Крисе, и Каркер ее поджег.
Как только из кастрюли показалось голубоватое пламя, оборванцы, едва державшиеся на ногах,
