впереди заканчивается, а дальше начинается условно-асфальтовая дорога.
— Нормально! — прокричал Кир, взбудораженный и опьяненный скоростью, пляшущими в небе звездами, холодным ветром, гудящим пламенем, искрами, тявканьем гиен, всей этой ночной погоней. — Гони!
Он перехватил факел левой рукой, правой поднял катану и встал на коленях у бортика, лицом к гиенам, готовый встретить ударом любую, которая прыгнет на повозку.
* * *
— Тихо, тихо! Я вроде слышу… В подвале кто-то есть.
В темноте чиркнула спичка, огонек ее озарил сидящего с поджатыми ногами Хорька.
— Да потуши ты ее, Сурок, что ты их жжешь всю дорогу? У нас же фонарик.
— Ты дурак, Багровый! Фонарик экономить надо!
— Спички тоже!
Багрянец приник ухом к задней стенке холодильной установки.
— Ничего ты так не услышишь, — подал голос Игорь, лежащий на одеяле в углу, и включил фонарик.
— Да говорю тебе — что-то там стучало.
— Мерещится.
— А может, и мерещится, — согласился Багрянец. — Двое суток уже здесь — всякое приглючиться может. Хотя тогда ведь точно грохнуло над нами, затряслось все, я аж подскочил спросонья. И после этого еще стучало, падало там что-то… пожар над нами, что ли?
— Если бы пожар, в вентиляцию дым пошел, и мы бы задохнулись.
— Так дым и был, ты что, не помнишь? Гарью потянуло… Не очень сильно, правда, при пожаре не так было бы. Ну короче, выходить пора. Вон у нас скоро бутыли закончатся. Куда тогда по нужде ходить? И потом, мне сильно хочется еще…
— И мне! — перебил Хорек.
Сотник молчал.
— Нет, ну правда, капитан, ну сколько тут сидеть можно? — напирал Багрянец. — Ты ж сам понимаешь: ну, доели мы почти это печенье, воду вон через пару часов допьем, потом бутылки все наполним, — а потом что? Все равно ж выходить. Ты рассуди: если серые в клубе твоем надолго обосновались, значит, они здесь и будут, хоть когда мы ни выйдем — через день или через три. А если они так просто наскочили, местность разведать, так уехали уже по-любому. Давай, выходим, сил нет здесь торчать уже, я от скуки извелся весь.
— Ты дрыхнул почти всю дорогу, а не изводился, — возразил Игорь, вставая и перекидывая через голову ремень автомата. — Храпел на весь подвал, Хорек вон даже кедом в тебя кидал.
— Это я от темноты, — ухмыльнулся курсант. — Темнота на меня, понимаешь, так действует… как на канарейку все равно, когда клетку накрыли. Раз — и заснул.
— Счастливая натура, боксер. Ладно, вы правы, сидеть здесь дальше нет смысла. Будем выходить.
Хорек вскочил, Багрянец с готовностью повернулся, и Сотник продолжал:
— Теперь слушайте, что говорю. Павел, автомат в руки бери.
Багрянец передвинул АК со спины на грудь.
— Проверь магазин, заряжен ли.
— Ну ты обижаешь, капитан!
— Проверь, говорю. Тебе воевать много приходилось? В боевых действиях вообще участвовал?
— Да какие там боевые действия. Я все больше в этих… в боксерских действиях участвовал. А, хотя ж мужика того завалил, когда ты в ресторане был, а? Очень боевое действие! И до того, на свалке… Ексель, да я опытный уже, оказывается, хлопец.
— Короче, слушай что я говорю. Проверил магазин? Теперь встань на одно колено вот здесь под стеной, целься в холодильник. Хорек, доставай свой пистолет.
— У меня… — начал мальчишка.
Сотник перебил:
— Знаю я, что у тебя. Ты его ночью опять взял и ремешком под штаниной пристегнул, дырку долго в ремне ножом ковырял, вроде я не заметил. Ладно уже, если ты от него отлипнуть не можешь, носи. По крайней мере, дай мне его проверить.
Игорь присел на корточки, протягивая руку. Хорек громко засопел и стянул с себя штаны до колен. К правому бедру ремешком был прижат ПМ.
— Нога не немеет? — спросил Сотник, пока мальчик расстегивал его. — Ты ж вены себе, наверное, все пережал.
Взяв «макаров», Игорь выщелкнул магазин, передернул затвор и сделал контрольный спуск. Клацнул ударник. Мальчишка облегченно вздохнул, когда получил пистолет обратно — опасался, наверное, что капитан оружие не вернет.
— Знаешь, как держать правильно?
— Да знаю я, знаю, я же уже одного серого завалил! — возмутился Хорек.
— Тише, в подвале услышать могут, если там кто-то есть. И через вентиляцию звук идет. Так… теперь вон в том углу присядь, тоже целься. Нет, вон там, говорю, если здесь будешь, я тебе линию огня перекрою. Все приготовились?
— Готов, — откликнулся Багрянец.
— И я!
— Если там какое-то движение, силуэты — сразу стреляйте, без раздумий. Потом выскакиваем и наверх прорываемся. Все, сейчас открываю…
Игорь достал «грач» из кобуры, фонарик положил на пол прямо под стенкой холодильника, чтобы луч уперся в нее, отошел вбок. Теперь, когда откроется проем, луч фонаря ударит в глаза тем, кто там может стоять, а они трое останутся в полутьме и смогут открыть огонь первыми. Поправив автомат на боку, он поднял «грач» перед собой и сдвинул кривой рычаг запорного механизма. Упершись в холодную металлическую стенку плечом, оглянулся. Хорек и Багрянец застыли, подняв оружие.
— Ну, ексель с нами, капитан! — напутствовал его боксер, и Сотник нажал.
В подвале никого не было.
— Фухх! — Багрянец вытер лоб рукавом. — А столько готовились…
— За мной пока держитесь.
Подняв фонарик, Игорь стал подниматься по лестнице, за ним шел Багрянец, потом Хорек.
— Дай я вперед, — засопел мальчишка, пытаясь протиснуться мимо курсанта. — Багровый, вперед меня пусти!
— Сзади держись, Сурок, — Багрянец, выставив локоть, преградил ему путь.
— Сам ты сзади!
— Заткнулись оба! — приказал Игорь, и они смолкли.
Он уперся в люк теменем и очень-очень медленно, осторожно, чтобы не скрипнули петли, приподнял, сунув в щель пистолет.
И увидел сапоги из темной кожи с тупыми, будто срезанными, носками прямо перед собой. Сантиметрах так в десяти, не больше. Так сказать — в профиль. Это значило, что человек, вернее, чужак, обутый в эти сапоги, стоит к люку боком. Игорь скосил глаза влево, вправо… Стена кухни, с другой стороны — лежащая на полу груда битой посуды. Он снова уставился вперед. Сапоги отличались от тех, что были на других чужаках, которых Игорю доводилось видеть вблизи. Во-первых, светлее, во-вторых, с виду казались менее грубыми, кожа вроде помягче, в-третьих, поверху голенищ — меховые отвороты. И не жарко мужику в таких сапогах весной?
— Капитан, — прошептали сзади — и сразу заткнулись, потому что до всех, находящихся на лестнице, донесся голос, произносящий слова чужого языка. Чужак бормотал неразборчиво, будто разговаривал сам с собой.
